Отвергнутая

Прасковья проглотила ком, вставший в горле и дрожащими руками стянула с себя ночнушку. Алексей какое-то время смотрел на жену, а потом его разобрала злость от того, что с ней, красавицей Прасковьей, всё у него с самого начала идёт наперекосяк. Вроде бы вот она – прямо перед ним стоит, но при этом она как будто не с ним. Так может, это она во всём виновата? Охмурила его, влюбила в себя. Он, как дурак, от любви сохнет, а ей его любви даром не надо.

Алексей подошёл к жене, резким движением развернул её лицом к стене, спустил штаны и грубо овладел ею сзади, точно она была кобылой. Прасковья зажмурилась и изо всех сил закусила губу, как учила её мать. А когда всё закончилось, и Алексей, подтянув штаны, вышел из дома, ничего ей не сказав, она повалилась на пол и завыла. Ей было больно, гадко и до ужаса стыдно. Она стерпела эту позорную близость ради Алексея, но он не оценил и всё равно ушёл к своей потаскухе Катьке. Прасковья чувствовала себя использованной, обманутой и грязной. Слёзы текли из её глаз непрерывным потоком. Ей было больно, и она долго смаковала свою боль.

Именно в ту неспокойную ночь в чреве Прасковьи зародилась новая жизнь…

* * *

Прасковья возвращалась с Феденькой от матери и, спускаясь с пригорка к дому, заподозрила что-то неладное. У дома стояла запряжённая телега, и Алексей переносил полные тюки из неё в дом. Рядом с телегой стояла Катька, она смотрела на Прасковью и злорадно улыбалась.

– Что это, Алёша? – побледнев, спросила Прасковья.

– Катя с нами теперь жить будет. Будет за Феденькой смотреть, за мамой ухаживать, хозяйство вести.

– А как же я? – голос Прасковьи предательски дрогнул.

– А что ты? Ты можешь оставаться, сколько захочешь. А если не нравится что-то, то можешь к матери возвращаться. Развожусь я с тобой.

Прасковья почувствовала, что ещё немного, и она бросится на Катьку и расцарапает в кровь её наглую, довольную рожу. Но она не могла испугать Феденьку, который стоял рядом с ней и прятался пугливо за её юбкой.

– Не по-людски это, Алёша. При живой жене ты в дом полюбовницу привёл. Что соседи скажут? – тихо спросила Прасковья.

– Не ихное дело! – захохотал Алексей, и глаза его сверкнули диким блеском.

– Ты пьян, что ли? – ахнула Прасковья, прижав ладонь ко рту.

– А если и пьян, то что? Прогонишь меня из моего собственного дома?

Алексей подмигнул Катьке, шлёпнул её по толстому заду, а потом схватил Феденьку за руку и потянул его за собой в дом.

– Пойдём, Фёдор! С новой мамкой будем знакомиться!

Мальчик захныкал, оглядываясь на мать. Такого Прасковья стерпеть не могла. Ярость мгновенно переполнила её. Она подбежала к Алексею, напрыгнула на него сзади и вцепилась зубами в толстую шею. Алексей вскрикнул и стал пытаться сбросить с себя взбесившуюся жену. Катька завизжала, схватила Прасковью за волосы и принялась оттаскивать в сторону. Феденька заплакал громко и отчаянно, с ужасом глядя на всю эту склоку. А потом Алексей ударил Прасковью – так, что она упала на землю.

И тут началось. Тело Прасковьи налилось тяжестью, голова запрокинулась назад, и вся она выгнулась дугой, затряслась.

– Что это с ней, Алёшенька? – испуганно вскрикнула Катька. – Помирает она, что ли? Искалечил ты её поди? Убил?

– Такую не убьёшь, – сквозь зубы процедил Алексей. – Веди, Катя, ребёнка в дом, да неси скорее из сарая верёвку самую крепкую!

Катька ещё пару секунд стояла с открытым ртом посреди двора, держа за руку ревущего Феденьку, а потом силой поволокла мальчика в дом. Вернувшись к Алексею с верёвкой, она помогла мужчине связать бьющуюся в судорогах Прасковью.

– Помогай! Утащим её в сарай, – сказал он Катьке.

Кое-как они подняли с земли в несколько раз потяжелевшее тело Прасковьи. Но пока тащили, она вдруг подняла голову, открыла глаза и взглянула на Алексея дикими, чёрными, как ночь, глазами. Жуткий смех, огласивший всю улицу, заставил Катьку вздрогнуть. Взглянув на Прасковью, она обомлела от ужаса. Лицо Прасковьи почернело, скривилось, тёмные глаза налились лютой ненавистью.

– Чего это с ней? – испуганно выдохнула Катька.

– Ах ты, грязная потаскуха! – злобно оскалившись, прошипела Прасковья. – Уж я лохмы-то твои сейчас все повыдергаю!

Она разорвала верёвку, которой были связаны её руки, и набросилась на Катьку, повалила её на землю и принялась рвать ей волосы и царапать лицо и шею. Катька визжала, отмахиваясь от Прасковьи, а Алексей, кое-как обхватив жену, прижал её к земле и заорал, что есть мочи:

– Беги, Катя! Беги, а не то она убьёт тебя!

Катька соскочила с земли и, не оглядываясь, побежала прочь со двора Алексея. Тот ещё какое-то время изо всех сил держал рвущуюся Прасковью – до тех пор, пока тело её не обмякло под ним.

– Дожил. Бабы из-за меня дерутся! – усмехнулся Алексей и вытер пот со лба.

Подхватив бесчувственное тело жены на руки, он отнёс её в сарай, положил на ворох соломы и запер там, а сам пошёл искать сбежавшую Катьку.

* * *