Ответ знает только ветер

— Валютные кризисы и инфляция на самом деле вообще не затрагивают крупных воротил, — сказал Фризе, — они разорительны только для маленьких людей. На их плечи ложится вся тяжесть вынужденных защитных мер, к которым приходится прибегать государству и Национальному банку. И то, что эти спекулянты творят, нельзя подавить с помощью закона и права, ибо все это легально, совершенно законно. Это преступно, аморально, подлее не придумаешь, — но это не нарушает ни одного закона. И когда-нибудь приведет нас всех к гибели. Дело, которое вы расследуете, господин Лукас, одно из таких дел. Поэтому я здесь. Поэтому и господин Кеслер здесь.

— Кто?

— Господин Отто Кеслер. Один из наиболее опытных и сведущих специалистов по валютным операциям в нашем министерстве. Он ждет в соседней комнате. Просто я хотел сначала кратко кое-что вам объяснить, чтобы вы могли понять то, что он вам сообщит.

Бранденбург нажал на кнопку переговорного устройства. Его несчастной секретарше приходилось быть на месте в любое время, когда она потребуется шефу.

— Да, господин Бранденбург?

— Пусть господин Кеслер войдет, — прорычал Густав. Зола посыпалась на его рубашку, он этого не заметил.

Дверь отворилась.

На пороге стоял верзила с редкими светлыми волосами и шрамом на левом виске, который в тот вечер, когда в отеле «Мажестик» гремел бал, сидел рядом со мной у стойки бара и прислушивался к моему разговору с Николь Монье, потом исчезнувшей.

И вот он опять тут как тут передо мной.

Я молча уставился на него.

Господин Кеслер лишь слегка мне кивнул.

37

Кеслер говорил совсем иначе, чем Фризе — быстро, энергично, приказным тоном, победительно. Ему было под шестьдесят, но выглядел он намного моложе.

— Вот это сюрприз, — сказал я. — Со свиданьицем.

— Я уже несколько недель в Каннах, с перерывами, — сухо перебил меня Кеслер, высококлассный специалист по выявлению злостных налогонеплательшиков. — Я живу в «Карлтоне». Разумеется, я не мог вам представиться.

— Разумеется. Кстати, эта девушка, с которой я беседовал в баре…

— Исчезла. Вместе со своим сутенером. Знаю. Я знаю все, что там произошло, господин Лукас.

— А чем вы, собственно занимались в Каннах?

Кеслер ответил:

— Мы интересовались делами банковского дома Хельман, одного из наиболее известных и респектабельных частных банков ФРГ. Видите ли, мы сотрудничаем, конечно, с аналогичными специалистами из других стран. Обмениваемся информацией. И уже много месяцев, да что там месяцев — много лет мы занимаемся Хельманом и его делами с этим американцем Джоном Килвудом.

— Джон Килвуд — это ведь один из тех, кто приехал в Канны якобы для того, чтобы отпраздновать шестьдесят пятый день рождения Хельмана.

— Он самый. Притом наиболее интересный и опасный, — сказал Кеслер и хрустнул костяшками пальцев. Он часто это делал — такая была у него неприятная привычка. Он вытащил из кармана большой блокнот и прочитал нам: «Джон Килвуд. В третий раз разведен. Шестьдесят два года. Пятеро детей. Окончил Йельский университет. Сфера деловых интересов: «Килвуд — Нефтяная компания» и сеть ее дочерних предприятий. Приблизительный размер состояния: от семисот до тысячи миллионов долларов».

— Боже, храни его, — вставил Бранденбург.

— А он и хранит, — ответил Кеслер, глядя в свой блокнот. — Килвуд владеет домами, земельными участками и квартирами в Беверли-Хилс, во Флориде, на Багамах, во Франции, в Швейцарии, Монако, Лихтенштейне и Англии. Там у него целый замок. Два самолета, оба «Боинг-702». Имеет роскошную квартиру в нью-йоркском небоскребе «Юнайтед Нейшнз Плаза».

— Но эта компания «Куд-Ойл», собственность Килвуда, — ввернул Фризе, — работает в Европе почти без прибыли, прежде всего у нас.

— А где же прибыль? — спросил я.

— А там, где ему угодно ее иметь. В странах с наименьшим налогообложением, — ответил Кеслер. Он перелистнул страничку в блокноте и взглянул на меня. — Фирма «Куд» вам известна, я полагаю?

— Кто же ее не знает? — ответил я.

Завод по сборке электроники в Шварцвальде, его филиалы по всей ФРГ и фирмы-поставщики комплектующих за границей — все это «Куд», одна из крупнейших фирм мира, которая делала радары и телевизоры, узлы для спутников связи и аппараты для космических программ Америки. Не было такой электроники, которую не производила бы фирма «Куд».

— Ну, так вот, — продолжал Кеслер, производивший впечатление человека уверенного в себе, компетентного и умного, — головное предприятие этой самой «Куд» в Шварцвальде в 1948 году было жалкой фабричкой с двумя сотнями рабочих. Ныне на «Куд» занято — во всем мире — семьсот пятьдесят тысяч работников; заводы-поставщики не в счет. После всего, что я тут доложил, вас наверное не удивит, когда я скажу, что большая часть предприятий «Куд» тоже принадлежат Килвуду.

— Да, для меня это уже не неожиданность, — подтвердил я.