Овидий в изгнании

Не узнать из нее, рабски недоговаривающей, — а ведь впоследствии были здесь часты и эсеровские заседания, когда еще на весах нерешенности висело, им ли, большевикам ли над всем стать. Как в Игоревы времена, когда, от властолюбья охмелев, бросали жребий о полюбившейся девице, бились тут за Русь, уже ослабшую, уже любому готовую поддаться. «Не столь позорно пораженье, как славна борьба» — может, и утешались этой мыслью, пока не вышло проигравшим окончательного приговора: езжай, мол, в неласковую студь полярную, а то и подале, где горя нет и где всегда тепло.

Брожу; сыры, колбасы, крепкий дух довольства. В освещенном прилавке за стеклом разлеглась свиная голова, так вальяжно, будто ей и невдомек, что она нынче не при прежнем теле. Смотрю в глаза ей сонные, накатило.

С тех пор, как стреляли здесь, и судили, и были судимы, и мучились повинно и неповинно, и творили все то, что потом назвалось историей отечественной, историей отечества — а что осталось? Что уцелело от крови той, что здесь рекой лилась, — вот эти глаза сытые, и в смерти своей довольные, глаза у головы без тела?

Вот что осталось — изобилие. Чего же лучше.

Хочешь — грудинки возьмешь, а хочешь — скучающая девушка, упершаяся крепкой грудью в прилавок, нехотя от него отслонится и отоварит тебя то свининкой, а то и карбонатом расфасованным.

Из чего хочешь сколотим, сварганим себе сытость рабью — да что далеко ходить, из своей же стыдобы, из греха своего же.

— Это на Энгельса, — сказал младший. — Я там ряженку беру.

— Бери лучше у нас в ларьке, тут всегда свежая. Иваныч, я думаю, главную линию мы уловили. Мыслительный заряд не даром грянул. Хватит пока; может, потом, в минуту задумчивости. А чем внук радует?

— Внук-то, — сказал старший, проглядывая его листок. — Внук больше насчет сюжетного. Тут вот про безмен чего-то сочинено. С жертвами.

— Ишь ты. Так не тяни, давай с жертвами.

ЖЕЛЕЗНЫЙ БЕЗМЕН

Однажды геологи собирались в экспедицию, их было семеро. Они решили свесить все те вещи, которые им надо было взять с собой, чтобы знать, насколько тяжело им будет. Один принес железный безмен и они начали вешать. Потом один геолог говорит другому: «Почему это мой чайник тянет на семь кило, а твой пакет с картошкой — на пять?» Тот говорит: «Не знаю». Они думали, что ошиблись, и стали перевешивать, но выходило все также. И все другие вещи показывали совсем не такой вес, как должны. Тогда они бросили этим заниматься и пошли в поход так.

А во время экспедиции они начали по очереди умирать, и каждый умер в тот день, какое число показал ему безмен. Только один из них не умер — тот, кого был безмен.

— Ну, что, — благосклонно сказал средний, — бизарненько. Кровавый елизаветинец. Наследственный лаконизм при одновременной постановке больших социальных проблем. Еще чем раскрасишь сумерки?

— Тут вот, — нашел Семен Иванович, — про колодец.

— Про гиперпространство? — заинтересовался младший.

— Нет. На селе.

— Давай, — сказал средний. — Как человек, регулярно покупающий в магазине яблоки из колхоза «Плоды Содома», я сам не могу быть чужд сельской тематике и другим не позволю. Зачитывай, пока рот свеж.

СУХОЙ КОЛОДЕЦ