Овод (СИ)

Замедляюсь, не в силах продолжать гонку, цепляюсь за сухую ветку и лечу на землю. Раскинув руки в стороны, пытаюсь открыть глаза, взгляд упирается в пасмурное осеннее небо. Не сразу понимаю, что издаю протяжные хрипы в стремлении отдышаться. Конечности не слушаются, а попытки подняться не имеют успеха. Поэтому ползу, шаря ладонями по сухим листьям, но двигаюсь, пока не утыкаюсь в дерево, на ствол которого опираюсь спиной.

Чёрт возьми, это конец. А ещё вчера мне показалось, что я смогла, выгрызла у судьбы свой кусочек счастья. Расслабилась, приняв тот факт, что Янис обо мне позаботится, укроет, не предаст… К этому я шла, желая быть нужной. Но всё закончится в этом лесу на краю мира. Моё тело останется под толщей сухой листвы, скрывающей потерянную жизнь, у которой больше не осталось сил бороться. Ничего не осталось.

В какой-то момент прислушиваюсь, чтобы выловить приближающиеся звуки. Кто-то бежит, разнося по лесу эхо шагов, сменяющихся шорохом сухого лесного настила. Сначала не быстро, но затем набирает скорость. Звук теряется между деревьями, и я не могу понять, с какой стороны он доносится: справа, нет, сзади или слева…

– Майя! – Крик, от которого вздрагиваю, потому что голос принадлежит Эрнесту. – Майя!

Молчу, скрутившись у дерева и надеясь, что он меня обойдёт стороной. Поднимаюсь, приложив невероятные усилия, вновь бегу, падаю, поднимаюсь, а затем валюсь на землю и подняться уже не могу, почти теряя сознание… Сгребаю листву, понимая, что шанса выбраться нет.

– Цветочек!

– Янис… – мгновенно откликаюсь, понимая, что так меня называет лишь он. – Янис… – Из моего рта вырывается жалобный писк, который вряд ли дойдёт до него.

– Цветочек. – Он оказывается рядом, рухнув на колени. – Жива? – подтягивает, чтобы взгромоздить на себя и заключить в объятия. – Скажи что-нибудь.

– Жива… – скулю и рыдаю на его плече, не веря в неожиданное спасение. – Эрнест сказал, что тебя убили, – вырывается в перерывах между всхлипами, – фото показывал, сказал, что твоё тело привезут…

– Фикция. Сделали фото, чтобы заказчик назначил встречу, потому что в условиях значилась необходимость подтверждения моей смерти. Он фотки ночью получил, а утром указал место, куда нужно приехать. Мы приехали…

– А там Эрнест, – дополняю, понимая, кого увидел Янис. – И Ольга. Она меня освободила и позволила сбежать. Оказалась не такой сволочью, какой виделась мне изначально. Он ей не навредил?

– Выживет. – Короткий комментарий даёт понять, что женщина всё же навлекла на себя гнев сына.

– Знаешь, он тебя так ненавидит. Я даже не представляла, что можно жить и носить внутри огромное количество эмоций, разрывающих на ошмётки. Он ведь тебя заказал, хотел смерти, чтобы остаться единственным сыном, – хлюпаю носом, вжавшись в Яниса, который не двигается, гладит меня по волосам и оставляется поцелуи на лице. – Мне показалось, что он умом тронулся…

– Когда Эрнесту было шестнадцать, папаша заказал себе «роллс-ройс»: индивидуальный цвет, обшивка салона, персональные настройки. Скакал на одной ноге, ходил кругами, но не ездил. В один из дней Эрнест решил обкатать новую тачку, но, не имея навыков вождения, разогнался по максимуму, вылетел с дороги и несколько раз перевернулся. Машина в хлам, пиздюк с переломами и открытой черепно-мозговой травмой. Тревогу подняла Ольга, когда у сына начались провалы в памяти и нарушение вестибулярных функций. А дальше диагноз, лечение и постоянный приём препаратов, которые держали его голову в тонусе. Пока был в Швеции, конечно же, отказался от таблеток. В моменты обострения он плохо себя контролирует.

– Ой, а я ему в голову лампой попала. Как стыдно… – шепчу, вспоминая, что действие было непреднамеренным, но, возможно, усугубило состояние Эрнеста.

– Цветочек, – стонет Янис, сжимая крепче, чем причиняет боль. – Он тебя убить хотел, а ты испытываешь сожаление.

– Мне больно, – снова всхлипываю, – и, кажется, рана кровит.

Янис немного меня отстраняет, поднимает футболку, на которой красуется алое пятно, а затем опускает.

– Швы разошлись. Ничего страшного. Вернёшься в больницу и будешь лежать до тех пор, пока даже следа не останется. Травм ты себе добавила, – ощупывает ступни, – но я бы удивился, если бы их не было, – усмехается.

– А Эрнест… Ты его…

– Не убил, если ты об этом. Папаша в ярости, потому что мог лишиться внука, но умолял оставить в живых. Три пули пиздюк получил как предупреждение, что моё трогать не стоит. Поедет в больничку и, скорее всего, задержится там на несколько лет.

– Кстати, о внуке. Твой отец меня примет?

– Если ты о деньгах, которые отдала Мерханову, то сделала это ради меня. А у папаши есть сейф, и его содержимое распродано лишь частично. Так что своё он получит. А мне всё равно. Заработаю. Возможно, не сразу, потому что ситуация должна сойти на нет, чтобы я вернулся к привычному количеству заказов. Я всё решу, Цветочек. Ты ни в чём не будешь нуждаться.