Озёрное чудо

Осоловевший после щедрой выпивки, от пышущего жаром свежего мяса Елизар махом вытрезвел и такой налился бычьей силушкой, что, чудилось, одной левой заборол бы самого медве-жалого бурята в любой борьбе: хоть в русской — на лопатки, хоть в бурятской — на три точки; а милей того, ухватил бы веселую деваху, сгреб в охапку и, как беремя дров, унес бы, игриво взвизгивающую, в радостном испуге припадающую к груди, — унес бы ее, ярую и жаркую, налитую звероватой силой, в березовую гриву и бросил в просушенные зноем, глубокие, пахучие-мхи… Но с девами на проводинах вышла беда — Елизар с клокочущей внутри досадой высмотрел в застолье двух русских девиц, неведомо когда подчаливших к столу, но одна была не шибко при-глядиста, шадровита — на лице немытик горох молотил, а другая, покрасивше, липла остреньким плечом к рыжему долговязому парню, Елизарову однокласснику Грихе. «Да-a, зря шаманил подле табисуна: шани-мани на бурхане… — передразнил он себя и ругнул кособокую старую березу, возле которой разыгралось его, опущенное с прикола, резвое воображение. — Без девушек тут со скуки сдохнешь. Водку жрать да на пьяных мужиков любоваться…»

Были за столом и молоденькие буряточки, и даже завлекательные, но к ним Елизар не рискнул бы соваться, — отошьют русского, да и опасно — застолье осудит игривую выходку, а задиристые парни тут же схватятся за кулаки.

— Ты пошто девок-то мало позвал?! — не договаривая… русских, вроде и смехом, но с едва скрываемой досадой приступил к Баясхалану, когда отошли перекурить и остались с глазу на глаз. — Себе-то, паря, отхватил…

— Ну и привел бы свою Верку…

С Верой Беклемишевой, девой бравой и удалой, схлестнулся Елизар вначале лета; помаялся месяца два, трижды прихватил с деревенскими ухарями, трижды проклинал, но, залитый покаянными слезами, обласканный, трижды прощал, и неведомо чем бы кончилась маятная любовь, да заполошная Вера нежданно-негаданно вдруг расписалась с наезжим парашютистом-пожарником, которого, как божилась, полюбила еще прошлым летом.

— Верку-то?.. — вздохнул Елизар, — С Веркой, Баясхалан… разошлись как в море корабли. Зад об зад, и кто дальше улетит. Так от…

— Жалко. Хорошая девчонка.

— Все они хорошие, когда спят… лицом к стенке… А может, паря, в деревню слетаем, девок привезем. Мужика с машиной попросим…

— Да ладно, успокойся. Выпей…

— А ты напейся воды холодной, про любовь забудешь, — насмешливо пропел Елизар.

— А хочешь, познакомлю?..

Елизар воспрял, выгнул петушиную грудь.

— Есть тут одна… красотка. Увидишь, рядом посажу. Анжела, звать…

Теперь по левую руку от Елизара, чуждо застолью и скучающе, посиживала девица — похоже, столичная, улан-удэнская: в красных, широко расклешенных штанах, до скрипа затянувших длинные, узкие бедра, в облегающей, с опасным вырезом, черной кофтенке; на голове всклоченной копной торчал лихой начес, а раскосые глаза дева так жирно и копотно размалевала, что и зрачков не видать сквозь слипшиеся ресницы; к тому же правый глаз завешивала жесткая, конская челка. В отличие от яравнин-ских бурят из буддийского рода хори — круглоликих, с утопающими в щеках, мелкими носами, — Анжела, судя по крупному носу, была из западных иркутских бурят…хударя, дразнили восточные… из эхиритов либо булагатов, крещеных шаманистов, некогда кочевавших в усть-ордынских степях и лесах, подле Байкала и на острове Ольхон. Уловив азартные Елизаровы погляды, Анжела нацепила круглые очки и так, не приведи мама, презрительно зыркнула на парня сквозь мутные стекла, что у того душа похолодела и сжалась от испуга. Похоже, диковинная залета была не из простых, — смекнул Елизар, усмотрев на тонкой шее корольки, набранные из одуловатых, смахивающих на запеченную сосновую смолу, блескучих камешков; Елизарову догадку подтверждали и огрузлые перстни на холеных пальчиках, которыми она, отставив острый вишневый коготок, церемонно несла рюмку к багровому, капризно изогнутому рту.

Елизар хоть и оробел перед залетной кралечкой, а все же воротил в ее сторону зарные глаза и даже пытался заговорить, закинуть удочку, — вдруг клюнет, но краля, скользнув по нему скучающим взглядом, тут же отвернулась, деловито поддернула спадающие с мелкого носа тяжелые очки. «О-тё-тё-тё, какие мы гордые! — дернул плечами Елизар. — Слова не скажи. Еще укусит, чего доброго. Но ничо, ничо, мы тоже не лыком шиты. Будем посмотреть…»

* * *

Разгоряченный, закрасневший народ решил охолонуться, размять одеревеневшие от долгого сидения ноги, и когда после треска и урчания магнитофон зверски взревел: «Э-э-эй, хали-гали!..», парни с девчатами ударились скакать, молотить траву каблуками; туда же, подметая землю багровыми клешами, лениво и раскачисто вплыла и городская краля; постояв, насмешливо оглядевшись, вдруг такое пошла накручивать ногами и вертлявыми боками, что все диву дались и тут же, раздавшись, замкнули вокруг нее хоровод. Отплясав, показав деревенщине городской шик, той же манерной походочкой ушла за избу, куда вскоре нарисовался и распаленный Елизар.