Озерные страсти

– Понимаешь, Ром, методов и способов убийства великое разнообразие, – пояснил Антон, – а вот мотивов, то есть причин для лишения человека жизни всего лишь несколько. Первый – это власть, он же деньги, нажива и сверхприбыль, из-за которой, собственно, и уничтожают огромное количество людей во всем мире, в том числе в войнах и локальных конфликтах и иными многочисленными изощренными способами, придуманными людьми за время всего существования человечества. И в бытовом, не столь глобальном масштабе мотивом являются в первую очередь материальные интересы, следом за ними идет месть, на третьем месте страсть: разделенная-неразделенная любовь, обман, предательство типа «застукал жену с любовником, причем насмерть застукал». И на последнем, хоть и первом по количеству пострадавших, так называемая бытовуха разной степени тяжести – совместное распитие спиртных напитков и банальная драка-поножовщина, когда слово за слово, кто-то кого-то обидел и пошел конфликт по нарастающей. Иные экзотические мотивы для убийства встречаются столь редко, что их можно не принимать во внимание.

– А из каких мотивов убивал этот крендель? – расспрашивал с огромным интересом Ромка.

– Все из тех же: материальная выгода и страсть. Хотя в истории этого Игната присутствует все: жадность, страсть и страх.

– Он во всем добровольно признался? – спросила Аня.

– Мало того что признался, рассказал подробнейшим образом увлекательную историю всей своей жизни.

– Зачем ему понадобилось про свою жизнь рассказывать? – спросил, удивляясь, Ромка.

– Знаешь, – объяснял спокойно Северов, – у каждого человека свой лимит воли, сил, терпения и выживаемости. Этот Игнат – человек достаточно нервный, с такой подвижной, как говорят специалисты, лабильной психикой, то есть не совсем устойчивой. Пережив ряд нелепых неудач, в результате которых и попался в конце концов, он исчерпал свой внутренний лимит терпения и сил. К тому же практически в каждом человеке, особенно в преступнике, существует некое неврологическое стремление признаться в том, что он совершил, как бы старательно он ни скрывал свой секрет, человек невольно выдает себя мимикой, жестами, словами, реакцией на те или иные слова. Любой грамотный психолог или профайлер подведет к признанию «созревшего» преступника правильными вопросами. Именно на этой особенности человека и знаниях психологии и строят дознаватели свою работу во время допросов.

– Давят психологически?

– Иногда и так, – не стал отрицать Северов. – Но в случае с Игнатом можно считать, что психологического давления не было, если не считать моего присутствия. Меня Миронин, как бы так сказать, побаивался после нашего «близкого» знакомства. Но, когда его, что называется, прорвало и он начал говорить, настолько погрузился в свои воспоминания и переживания, что забыл не только обо мне, но и обо всех присутствующих, даже следователя, задававшего вопросы, грамотно направлявшего его повествование, не замечал. Наболело у мужика.

Игнат Миронин самый обычный московский парнишка, окончил автодорожный техникум и был призван на воинскую службу в середине девяностых годов. Засада, между нами, полная в те-то года попасть в армию, когда чеченская война во весь рост шла. Но Игнату со службой повезло необычайно – он практически стал водителем у комполка, который в первые же дни приметил новобранца, умеющего виртуозно управляться с вождением любого транспорта. По неосмотрительности и недальновидности комполка как-то похвастался своим водителем перед штабным генералом, приехавшим с проверкой, и тот, недолго размышляя, забрал Игната к себе, хотя для генералитета и таких назначений имелись свои специально обученные водители.

Ничего, обучили по-быстрому и Игната, и началась у того шоколадная жизнь, а не служба. Умел парень нравиться руководству – всегда точно чувствовал, когда надо помолчать, когда уместно анекдот рассказать, когда выслушать и поддержать, когда превознести мудрость и доброту начальственную и куда вовремя подъехать, даже если не просят.

Особенно если не просят, но вот точно знаешь, что придешься ой как в тему и вовремя. Такой вот талант имел паренек.

А когда служба закончилась, генерал уговаривал парня остаться на контракте, уж больно прикипел он к водителю своему, но Игнат отказался, приведя железный аргумент с кислой, несчастной миной: мама болеет, один он у нее, больше у них родственников нет, и помочь, позаботиться о матери, кроме него, некому.

Мама была здоровехонька на тот момент, но служить Игнату хоть на какой сытой должности не хотелось категорически, да и поговаривали между собой водилы штабные, которые, как водится, знают все раньше своих начальников, что его генерала собираются списывать в отставку. А кому Игнат попадет после, поди знай, может, самодуру или алкоголику какому.

Ушел в запас. Но его бывший начальник-генерал был человеком, умеющим ценить людей и их преданность, и позаботился об Игнате, предложив посодействовать в его следующем трудоустройстве. И устроил на спецкурсы для водителей, обслуживающих парк министерств.