Озеро скорби

Нора вдруг вспомнила, что они с Кормаком планировали поговорить с Броной Скалли, чтобы выяснить, не напугал ли кто ее прошлой ночью. Если Кормак был прав в том, что кто-то преследовал Брону, может, она сумеет опознать этого человека. Чарли Брейзила она знает, конечно, но она могла не знать Оуэна Кадогана, кроме как в лицо. Нора вспомнила фотографию Кадогана, которую она видела последний раз в папке Майкла Скалли по Лугнаброну. Она нырнула в мешанину книг и бумаг на полу, нашла папку и быстро пролистнула стопку пожелтевших газетных вырезок.

Нора дошла до пачки черно-белых фотографий из новостей. На большинстве из них были только Брейзилы, и Дэнни впереди поднимал ржавый металл лезвия. Один из снимков был такой же, как в офисе Кадогана, Доминик и Дэнни Брейзилы в сопровождении третьего человека. Эта фотография не была обрезана, и нижняя часть лица третьего человека была видна. Что-то в нем было смутно знакомое, подумала Нора — наверное, поза, язык тела, но она не могла это точно определить. Или просто она видела его на других фотографиях?

Затем ее взгляд упал на превосходно завязанный галстук и необычную булавку. Картинка была мелкая, но безошибочная, свидетельство привлекательного и обманчиво простого узора железного века, трискелиона.

Все это время они так сосредоточенно думали о предметах в кладе, что не обратили достаточного внимания на замешанных в этом людей. Она посмотрела повнимательнее на руки на фотографии, вспомнив изящные пальцы, выстраивающие монеты на столе в треугольники и ряды по три. Пропавшее звено между Урсулой Даунз и Дэнни Брейзилом было у нее под носом с того самого дня, как она приехала, но теперь она знала его имя: Десмонд Куилл.

Глава 8

Тереза Брейзил поставила свой маленький коричневый чемодан около кухонной двери. До этого она паковала его в своей жизни лишь дважды, один раз за день до того, как должна была выйти замуж, и еще один раз…

Сейчас уже можно было об этом думать. Раньше прошлое было закрыто, проклято, но вид этой веревки с тремя узелками на столе полицейского несколько дней назад начал медленную капель, которая переросла в поток и, наконец, в потоп, который Тереза была не в силах остановить. Давно пересохшее русло ее души наполнили образы, слова, чувства и ощущения, которые она так долго отвергала. Оставаться здесь было для нее губительно; она бы просто утонула в воспоминаниях.

Тереза проснулась этим утром, и ей снова снились желтая земля, солнечный свет и пыль, полная противоположность этому месту с насквозь промокшей землей и темными канавами, по которым медленно утекала жизнь. Здесь жизни были ограничены узкими дорогами, заперты живыми изгородями и канавами и задушенными плющом дубами, загнаны в вечную тьму, тайны и сырость. Она уедет из этого умирающего болота в летнее солнцестояние и приедет в зимнее солнцестояние, туда, где времена года стоят на голове. Говорили, что далее вода в стоке закручивается в обратном направлении. Все будет совсем другим, и это будет правильно и необходимо.

Она выпустила овец и послала Чарли собрать их. Ей нужно было быть уверенной, что он не вернется в дом, по крайней мере, несколько часов. В гостиную Тереза заглядывать не стала. Доминик всегда был там, привязанный к кислородному баку и телевизору. Она слышала шум телевизора — звонкий лживый смех.

Такси будет здесь через несколько минут, а ей надо было еще кое-что сделать перед уходом. Тереза порылась в куче брошенной одежды на дне своего гардероба, пока не нашла квадратную жестяную коробку, проржавевшую и запыленную за многие годы забвения. Она содрала крышку и замерла, держа коробку в руках; она уставилась на ее содержимое, ощущая одновременно, что вросла в землю и несется в прошлое.

Доминика Брейзила она не выбирала. Прежде всего, он был на двадцать лет ее старше; то жестокий, то мрачный, он отличался своеобразной грубой темной красотой. Ей было всего двадцать пять лет, но дома ей ясно дали понять, что больше не позволят ей жить с ними. Доминик жуть как стремится ее заполучить, сказал ей отец. Терезе не хватало ни характера, ни средств сопротивляться напору родных. Лишь годы спустя она осознала, что на самом деле произошло; фактически ее продали при помощи сделки, имевшей больше общего с животноводством, чем с настоящим браком. Она пересекла порог этого дома несведущей девушкой, приведенной сюда из дома отца как призовая телка. Тереза до сих пор со стыдом вспоминала, как старая миссис Брейзил повернула ее кругом, попихала и потыкала, чуть ли не проверила зубы у нее во рту. Ее сочли слишком слабой, слишком худой, слишком упрямой, чтобы приносить пользу.