Ожерелье казненной королевы

Пройдя паспортный контроль и получив багаж, я остановилась в растерянности.

Мужа не было, никто меня не встречал. Все пассажиры моего самолета моментально рассосались, и я осталась совершенно одна в этом многолюдном человеческом муравейнике.

Я постояла десять, двадцать минут, все еще надеясь, что Генка появится, но с каждой минутой эти надежды таяли. Про себя я помянула его недобрым словом. Понимает же, каково мне стоять тут… Хотя, может быть, у него что-то случилось и он просто не смог приехать…

Видимо, на моем лице отразилось охватившее меня отчаяние, потому что подошла девушка в униформе и что-то сочувственно спросила по-английски.

Надо сказать, что после курсов английского языка я воображала, что понимаю разговорную речь и даже могу кое-как объясниться. Но из того, что сказала мне девушка, я не поняла ни слова. Я даже подумала, что она говорит не по-английски, а на каком-то другом языке.

Видимо, увидев мою растерянность, девушка повторила все еще раз, гораздо медленнее и отчетливее, и на этот раз я поняла несколько слов и, скорее, догадалась, что она спрашивает, чем может мне помочь.

Я, к счастью, сообразила, что полагаться на мой разговорный английский не стоит, и просто протянула бумажку, на которой был написан адрес Генкиной квартиры, который я в последнем припадке благоразумия все же сумела у него выяснить.

Девушка оживилась, снова посыпала словами, но тут опять осознала, что я ничего не понимаю, и медленно, отчетливо проговорила:

– Эйр трейн, Ямайка! Ямайка!

Я совершенно растерялась: при чем тут Ямайка? Я вовсе не собиралась лететь на этот остров!

Но девушка взяла меня за руку и подвела к указателю, на котором было написано: «Эйр трейн».

Я послушалась, пошла в указанном направлении и очень скоро оказалась в поезде, который курсирует между терминалами аэропорта. Из надписей в этом поезде я выяснила, что Ямайка, о которой говорила сердобольная девушка, – это вовсе не тропический остров, а станция этого самого поезда.

Дальнейшее путешествие я помню очень смутно. Еще несколько раз я пересаживалась, оказалась в метро, которое, кстати, не произвело на меня впечатления, и наконец вышла из поезда в унылом и непривлекательном районе, застроенном домами из мрачного темно-красного кирпича.

Навстречу медленно, нога за ногу, брел местный житель. Это был афроамериканец лет двадцати пяти, и его лицо не светилось добродушием и сочувствием к растерянной иностранке, поэтому я не стала его ни о чем спрашивать, а поскорее прошла мимо, сделав вид, что прекрасно знаю, куда идти.

На углу улицы смуглый мужчина торговал с лотка овощами и фруктами. Он показался мне более дружелюбным, я подошла и показала ему свою бумажку с адресом.

В ответ продавец разразился длиннейшей, совершенно непонятной тирадой, но, к счастью, в конце ее ткнул пальцем в сторону одного из краснокирпичных домов.

Я подошла к этому дому.

Вход в него располагался на уровне второго этажа, так что сначала нужно было подняться по прилепившейся к стене железной лестнице. На этой лестнице сидел смуглый человек с косичками-дредами и курил толстую самокрутку. Я робко поднялась по лестнице, поравнялась с курильщиком и осторожно перешагнула через него. Он ничего не сказал, но взглянул на меня с какой-то равнодушной отстраненностью. Почему-то мне стало страшно.

Тем не менее я взяла себя в руки, поднялась до двери, не оборачиваясь, и вошла в дом.

Лифта здесь, конечно, не было.

К счастью, нужная квартира была на третьем этаже, так что я кое-как дотащилась до нее, шлепнула чемодан на пол и позвонила в дверь.

То есть я только нажала на кнопку звонка, но никакого звука не раздалось. Точнее, из-за двери доносились какие-то невнятные и очень громкие звуки, но к дверному звонку они отношения не имели. Приглядевшись, я увидела, что провод звонка оборван.

Тогда я решила постучать, но дверь была обита каким-то синтетическим войлоком, так что стук вышел почти беззвучный. Во всяком случае, он не перекрыл доносящийся из квартиры шум. Но зато, пытаясь постучать, я поняла, что дверь не заперта.

Тогда, отбросив сомнения, я толкнула ее и вошла в прихожую.

Прихожая была крошечная, чисто символическая, и прямо от двери я увидела захламленную комнату. И в этой комнате, на низком продавленном диване, сидел мой муж Генка в драных джинсовых шортах и линялой футболке. В руке у него была открытая бутылка пива, и он пялился в экран телевизора, по которому носились с мячом здоровенные обалдуи в бейсбольной форме.

Тут меня наконец прорвало.

– Сидишь, телевизор смотришь?! – выкрикнула я незнакомым визгливым голосом. – А встретить меня ты не мог? Ты представляешь, с каким трудом я тебя нашла?

От неожиданности он выронил бутылку, повернулся ко мне, и на его лице заиграла растерянная и одновременно наглая улыбка.

– О, Жанночка приехала! – протянул он, поднимаясь с дивана. – Молодец, быстро добралась! А я тут, понимаешь, матч смотрю… сегодня «Янки» играют, такой матч важный, никак нельзя пропустить…