Ожерелье королевы

А поскольку затруднительные обстоятельства в его жизни были не такой уж редкостью, следует признать, что дрожал г-н Рето часто.

– Господин Рето? – осведомился незнакомец.

– Да.

– Рето де Билет?

– Да, да.

– Газетчик?

– Совершенно точно.

– Автор вот этой статейки? – ледяным тоном произнес незнакомец, извлекая из кармана свежий номер газеты.

– Да, я, только не автор, а издатель, – уточнил Рето.

– Это дела не меняет, поскольку, не имея смелости написать эту статью, вы имели низость опубликовать ее. Я сказал «низость», – все тем же ледяным тоном продолжал молодой человек, – так как я дворянин и вынужден выбирать выражения даже в этом вертепе. Но не следует мои слова понимать буквально, поскольку они не выражают то, что я думаю. А вот если бы я выразил свои мысли, то сказал бы: «Тот, кто написал эту статью, – человек без чести, тот же, кто опубликовал ее, – негодяй!»

– Сударь! – пролепетал смертельно бледный Рето.

– Да, надо признать, дело для вас приобретает скверный оборот, – все больше распаляясь, продолжал молодой человек. – Должен вам сказать, господин Щелкопер, что всему свой черед. Вы только что получили деньги, а сейчас отведаете палки.

– Ну, это мы еще поглядим! – воскликнул Рето.

– Что вы намерены поглядеть? – резко и совершенно по-военному отчеканил молодой человек, направляясь к газетчику.

Однако тот не в первый раз оказался в подобной переделке и прекрасно знал все ходы-выходы в собственном доме; ему достаточно было повернуться, открыть дверь, выскочить, захлопнуть, использовав ее как щит, и оказаться в смежной комнате, где находилась спасительная дверца, ведущая на улицу Старых Августинцев.

Выскочив из этой дверцы, он уже был спасен: там была небольшая решетчатая калитка, отворив которую одним оборотом ключа, а ключ у Рето был всегда наготове, он имел возможность улепетывать со всех ног.

Но этот день был явно роковой для бедняги-газетчика. Уже вытащив ключ, он увидел сквозь решетку еще одного человека, который показался ему – у страха, как известно, глаза велики – подлинным Геркулесом; человек этот застыл в угрожающей неподвижности, словно поджидая кого-то, подобно тому как дракон Гесперид[81] поджидал охотников до золотых яблок.

Рето хотел было вернуться назад, но молодой человек с тростью, тот, что первым явился требовать у него ответа, ударом ноги вышиб дверь, и теперь ему достаточно было лишь протянуть руку, чтобы схватить газетчика, замершего при виде второго стража, тоже вооруженного шпагой и тростью.

Рето оказался между двух огней или, точнее говоря, между двух тростей, в крохотном, темном, уединенном и глухом дворике, расположенном между спасительной дверцей и спасительной решетчатой калиткой, через которую был выход на улицу Старых Августинцев, то есть к спасению и свободе, если бы никто не преграждал выход.

– Сударь, умоляю вас, позвольте мне выйти, – воззвал Рето к молодому человеку, стерегущему калитку.

– Сударь, – закричал преследователь Рето, – задержите этого негодяя!

– Будьте спокойны, господин де Шарни, он не уйдет, – отвечал молодой человек за калиткой.

– Господин де Таверне? Вы? – воскликнул де Шарни, поскольку это именно он проник к Рето с улицы Монторгейль следом за посыльным графа Калиостро.

Обоим молодым людям, когда они утром прочли газету, пришла одна и та же мысль, так как они таили в сердце одно и то же чувство, и вот, не сговариваясь друг с другом, они решили привести эту мысль в исполнение.

А мысль была следующая: явиться к газетчику, потребовать удовлетворения, а ежели он откажет, отколотить его тростью.

Тем не менее каждый из них, увидев другого, испытал мгновенное раздражение, так как каждый угадал соперника в человеке, которым двигало то же чувство, что и им.

Потому у г-на де Шарни был довольно угрюмый тон, когда он произнес: «Господин де Таверне? Вы?»

– Я! – ответил точно таким же тоном Филипп, устремляясь к газетчику, который умоляюще протягивал руки через решетку. – Я, но только, похоже, пришел слишком поздно. Что ж, я хотя бы поприсутствую на пиру, если только вы не соблаговолите открыть мне калитку.

– На пиру? – пролепетал перепуганный газетчик. – Господа, что вы хотите этим сказать? Уж не собираетесь ли вы убить меня?

– Это слишком сильно сказано, – успокоил его Шарни. – Нет, милейший, мы не убьем вас, просто сперва допросим, а там посмотрим. Господин де Таверне, вы позволите мне разобраться с ним на свой лад?

– Разумеется, сударь, – отвечал Филипп. – У вас преимущество, поскольку вы пришли первым.

– Встаньте-ка к стене и не шевелитесь, – приказал газетчику де Шарни, поблагодарив жестом Филиппа. – Итак, милейший, вы признаете, что написали и сегодня опубликовали у себя в газете шутливую, как вы ее назвали, сказку, направленную против королевы.

– Сударь, она не против королевы.

– Еще бы! Этого только не хватало!

– Эк, сударь, какое у вас завидное терпение, – бросил Филипп, ярившийся по ту сторону калитки.

– Будьте спокойны, – заверил его Шарни. – Пусть мерзавец потерпит. Он свое получит.

– Да, но я ведь тоже вынужден терпеть, – буркнул Филипп.