Ожерелье королевы

– Выходит, оттого что он бродил по лесам с господами Лафайетом и Вашингтоном, – королева намеренно произнесла эту фамилию на французский манер, – мой двор должен теперь превратиться в турнирное поле шестнадцатого века? Нет, и еще раз нет. Андреа, вы должны знать, что ваш брат дрался на дуэли.

– Да, теперь я знаю, ваше величество, – ответила Андреа.

– Из-за чего он дрался?

– Мы можем спросить об этом у господина де Шарни, который дрался с ним, – побледнев и сверкнув глазами, ответила Андреа.

– Я спрашиваю, – высокомерно заметила королева, – не о том, что делал господин де Шарни, а о том, что делал господин де Таверне.

– Если мой брат дрался, то не иначе как служа вашему величеству, – чеканя каждое слово, парировала Андреа.

– То есть вы хотите сказать, мадемуазель, что господин де Шарни дрался из противоположных соображений?

– Я имею честь заметить вашему величеству, что говорю только о своем брате, а не о других лицах, – все так же чеканя слова, возразила Андреа.

Королева сдержалась, но для этого ей пришлось собрать все силы.

Она встала с кресла, обошла комнату, сделала вид, будто смотрится в зеркало, взяла с лаковой этажерки книгу, пробежала несколько строчек и отбросила ее.

– Благодарю вас, господин де Крон, – обратилась она к начальнику полиции, – вы убедили меня. Я была несколько расстроена всеми этими сообщениями, лживыми вымыслами. Да, полиция у нас неплохая, сударь, но я прошу вас, подумайте насчет того сходства, о котором я вам говорила. Надеюсь, сударь, вы не забудете? Прощайте.

Она благосклонно протянула ему руку, и г-н де Крон вышел безмерно осчастливленный и переполненный новыми наблюдениями и сведениями.

Андреа почувствовала некий оттенок в слове «прощайте» и присела в медлительном, церемонном реверансе. Королева попрощалась с нею небрежно, но без видимого раздражения.

Жанна, собираясь попросить позволения удалиться, склонилась перед королевой, словно перед алтарем.

Вошла г-жа де Мизери.

– Ваше величество обещали принять господ Бемера и Босанжа? – спросила она у королевы.

– Совершенно верно, дорогая Мизери, совершенно верно. Пусть войдут. Госпожа де Ламотт, останьтесь, я хочу, чтобы король окончательно помирился с вами.

Говоря это, королева следила в зеркале за выражением лица Андреа, которая неторопливо шла к двери кабинета.

Возможно, Мария Антуанетта, проявляя благосклонность к новой любимице, хотела уязвить Андреа и вызвать в ней ревность. Однако Андреа, не нахмурившись, не вздрогнув, скрылась за гобеленовой портьерой.

– Сталь! Сталь! Ей-богу, эти Таверне из чистой стали, но и из золота, – вздохнула королева и тут же с улыбкой обратилась к вошедшим Бемеру и Босанжу: – Здравствуйте, господа ювелиры. Что новенького вы мне принесли? Вы же знаете, у меня нет денег.

17. Искусительница

Г-жа де Ламотт вновь заняла свой пост – стоя в удалении, как и подобает женщине скромной и незначительной, но в то же время жадно прислушиваясь, раз уж ей позволили остаться и слушать.

Гг. Бемер и Босанж, парадно одетые, не переставая кланялись, пока не приблизились к креслу королевы.

– Ювелиры, – неожиданно заговорила она, – приходят сюда лишь затем, чтобы предложить драгоценности. Вы выбрали неподходящее время, господа.

Слово взял г-н Бемер, по обоюдному согласию всегда выступавший оратором.

– Ваше величество, – начал он, – мы явились к вам вовсе не с предложением покупки, мы не решились бы оказаться столь навязчивыми.

– Вот как? – удивилась королева, уже раскаиваясь, что проявила излишнее легкомыслие, пусть даже в разговоре о драгоценностях. – Вы ничего не намерены мне продать?

– Ни в коем случае, ваше величество, – продолжил Бемер, пытаясь поймать нить мысли. – Мы явились исполнить свой долг, и только это придало нам смелости.

– Долг… – недоуменно повторила королева.

– Речь идет о том прекрасном бриллиантовом ожерелье, которое ваше величество не соблаговолили взять.

– Ах, вот как, ожерелье… Так что же, мы снова возвращаемся к нему? – рассмеялась королева.

Бемер сохранял полнейшую серьезность.

– Да, действительно, господин Бемер, ожерелье прекрасное, – вздохнула Мария Антуанетта.

– Настолько прекрасное, что ваше величество – единственная, кто достоин его носить.

– Утешает меня только одно, – произнесла королева с чуть заметным вздохом, но вздох этот не укрылся от г-жи де Ламотт, – что стоит оно… полтора миллиона, так, кажется, господин Бемер?

– Да, ваше величество.

– А это значит, – продолжала королева, – что в наши благословенные времена, когда сердца народов охладели так же, как Божье солнце, уже нет монархов, которые могли бы купить бриллиантовое ожерелье за полтора миллиона ливров.

– Полтора миллиона! – повторила, словно эхо, г-жа де Ламотт.

– Таким образом, господа, то, что я не могу купить да и не должна покупать, не получит никто. Вы мне скажете, что оно и по частям прекрасно. Да, вы правы, но я не буду завидовать из-за двух или трех камней: я способна позавидовать только обладательнице шестидесяти.