Ожерелье королевы

Этого оказалось вполне достаточно, чтобы смышленый придверник, весьма озабоченный своим продвижением, встал в галерее, по которой королева шла из церкви, и как бы невзначай обратился к одному из дежурных камер-юнкеров.

– Сударь, как быть с графиней де Ламотт-Валуа, у которой нет приглашения на аудиенцию?

Королева беседовала вполголоса с г-жой де Ламбаль. Фамилия Жанны, произнесенная слугой, привлекла ее внимание.

Она обернулась:

– Кто-то, кажется, сказал, что здесь графиня де Ламотт-Валуа? – осведомилась королева.

– Да, ваше величество, – ответил камер-юнкер.

– Кто это сказал?

– Вот этот придверник, ваше величество.

Придверник поклонился.

– Я приму госпожу де Ламотт-Валуа, – объявила королева, продолжая свой путь, но тут же снова обернулась. – Проводите ее в ванную комнату.

И Мария Антуанетта пошла дальше.

Когда придверник кратко рассказал Жанне, как он все устроил, та тотчас же полезла за кошельком, но придверник с улыбкой остановил ее:

– Прошу вас, ваше сиятельство, соблаговолите приберечь вашу благодарность: вскоре вы сможете отплатить мне гораздо большим.

Жанна опустила кошелек в карман.

– Вы правы, друг мой, благодарю вас.

«Почему бы, – подумала она, – мне не оказать покровительство придвернику, который только что оказал покровительство мне? Ведь то же самое я делаю для кардинала».

Вскоре Жанну провели к королеве. Вид у Марии Антуанетты был серьезный и даже несколько недовольный, быть может, оттого что она выказала слишком большую благосклонность, приняв нежданно явившуюся графиню.

«Королева воображает, – подумала подруга г-на де Рогана, – что я опять явилась как просительница. Не успею я произнести и двух фраз, как она либо повеселеет, либо велит выставить меня за дверь».

– Сударыня, – сказала королева, – я еще не нашла случая поговорить с королем.

– О, ваше величество были и без того безмерно добры ко мне, и я больше ничего не жду. Я пришла…

– Так с чем же вы пришли? – осведомилась Мария Антуанетта, привычная улавливать переход от одной мысли к другой. – Вы не испросили аудиенции. Быть может, какая-нибудь срочность… для вас?

– Срочность – да, ваше величество, но не для меня.

– В таком случае для меня. Хорошо, графиня, говорите.

И королева провела Жанну в ванную комнату, где уже дожидались служанки. Графиня, видя вокруг королевы столько народу, не начинала разговора.

Сев в ванну, королева отослала служанок.

– Ваше величество, – начала Жанна, – вы видите, я весьма смущена.

– Почему же? Я ведь вам уже сказала.

– Ваше величество знает – мне кажется, я рассказывала об этом, – скольким я обязана великодушию его высокопреосвященства кардинала де Рогана.

Королева нахмурила брови.

– Нет, не знаю, – ответила она.

– Мне казалось…

– Неважно. Продолжайте.

– Его высокопреосвященство оказал мне честь позавчера посетить меня.

Вот как?

– По делам благотворительного общества, в котором я председательствую.

– Хорошо, графиня. Я тоже пожертвую… на вашу благотворительность.

– Ваше величество заблуждается. Я позволю себе сказать, что ничего не намерена просить. Его высокопреосвященство, по своему обыкновению, много говорил мне о доброте королевы, об ее неисчерпаемом милосердии.

– И просил, чтобы я оказала покровительство его протежируемым?

– Именно, ваше величество.

– Хорошо, я сделаю это, но не ради кардинала, а ради тех несчастных, которых я всегда привечаю, с чем бы они ни пришли. Передайте только его высокопреосвященству, что я весьма стеснена в средствах.

– Увы, ваше величество, именно это я ему и сказала, и в этом причина моего смущения, о чем я уже имела честь говорить вам.

– Да, да.

– Я рассказала кардиналу, какое пылкое человеколюбие преисполняет сердце вашего величества, едва прозвучит просьба какого-нибудь несчастного, как великодушие беспрестанно опустошает кошелек королевы, и без того не слишком тугой.

– Ах, вы правы!

– Вот вам пример, ваше высокопреосвященство, сказала я ему. Ее величество стала рабой собственной доброты. Она приносит себя в жертву ради бедняков. Благодеяние, которое она делает, обращается во зло, и тут я сама себя обвиняю.

– Почему же, графиня? – спросила королева, внимательно слушающая то ли потому, что Жанна сумела заинтересовать ее своей сказочкой, то ли потому, что Мария Антуанетта с ее выдающимся умом почувствовала: за этой длинной преамбулой, за этим подготовительным маневром последует нечто весьма интересное для нее.

– Я сказала, ваше величество, что королева пожертвовала мне крупную сумму несколько дней назад, что за последние два года она давала деньги не менее тысячи раз и что, не будь королева столь чувствительна и столь великодушна, у нее были бы уже два миллиона и она могла бы, ни на кого не оглядываясь, сделать себе подарок – купить то прекрасное бриллиантовое ожерелье, от которого она так благородно, так мужественно и, позвольте уж мне сказать это, ваше величество, так напрасно отказалась.