Ожерелье королевы

– Он ранен, – сообщил один из офицеров.

– Как ранен? – воскликнул адмирал. – Да Оливье ни разу в жизни не был ранен!

– Прошу прощения, – заметил офицер, указывая на покрасневший батист сорочки, – но я полагаю…

Г-н де Сюфрен увидел кровь.

– Все это прекрасно, – с непринужденной грубоватостью вмешался доктор, только что кончивший считать пульс раненого, – но, может быть, не будем спорить о причинах его нездоровья? Ограничимся тем, что у нас есть больной, и постараемся вылечить его, если это возможно.

Байи предпочитал говорить сам, он не привык к тому, чтобы судовые лекари прерывали его.

– Доктор, это очень опасно? – спросил он с нескрываемым волнением.

– Примерно так же, как царапина на подбородке при бритье.

– Очень хорошо. Господа, поблагодарите короля. Я скоро приеду повидать тебя, Оливье.

Оливье чуть приподнял веки и пошевелил пальцами, как бы благодаря одновременно дядюшку, который покидал его, и доктора, который вынудил дядюшку уйти.

После этого, счастливый, что лежит в кровати и поручен заботам умного и мягкого человека, он притворился спящим. Доктор выпроводил из комнаты всех остальных.

Короче, Оливье вскоре действительно уснул, благословляя, можно сказать, небо за все, что с ним приключилось, или, вернее, за то, что не произошло ничего особенно скверного в этих весьма непростых обстоятельствах.

У него началась лихорадка, чудесная лихорадка, целительница человеческой природы, вечный огонь, что зацветает в крови, и, следуя предначертаниям Бога, то есть человеческой природы, пускает ростки выздоровления в больном или же вырывает здорового из числа живых.

С лихорадочным возбуждением Оливье вновь и вновь переживал свою ссору с Филиппом, разговор с королевой, разговор с королем, не в силах вырваться из заколдованного круга, в который заключила его горячечная пульсация крови, что словно набросила сеть на его разум. Он бредил.

Часа через три его могли бы уже услышать на галерее, по которой прохаживались несколько гвардейцев; доктор обратил на это внимание, позвал слугу и велел ему взять Оливье на руки. Больной несколько раз жалобно вскрикнул.

– Заверни ему голову в одеяло.

– Да как я возьму? – возмутился слуга. – Он тяжелый, да еще и отбивается. Позовите, пожалуйста, в помощь мне кого-нибудь из господ гвардейцев.

– Ну, если ты боишься больного, то ты просто мокрая курица, – ответил старик доктор.

– Сударь…

– А если он тебе кажется чересчур тяжелым, значит, ты не так силен, как я думал. Придется отправить тебя обратно в Овернь.

Угроза подействовала. Шарни кричал, ругался, неистовствовал, отбивался, но овернец на глазах у гвардейцев поднял его словно перышко.

Гвардейцы обступили доктора, интересуясь, в чем дело.

– Видите ли, господа, – объяснил им доктор Луи, надрывая голос, чтобы заглушить крики раненого, – мне придется проходить многие лье, чтобы ежечасно навещать больного, доверенного королем моему попечению. Эта ваша галерея находится на краю света.

– И куда же вы его собираетесь перенести?

– К себе, поскольку я изрядный ленивец. Во дворце у меня, как вам известно, две комнаты, я уложу его в одной из них и послезавтра, если никто не будет мне мешать, дам вам полный отчет о состоянии его здоровья.

– Доктор, уверяю вас, – сказал один из офицеров, – больному здесь будет очень хорошо, мы все любим господина де Сюфрена и…

– Да, да, я знаю, товарищ помогает товарищу. Раненому хочется пить, вы даете ему воды, после чего он умирает. К чертям собачьим заботливость господ гвардейцев! У меня так загубили уже с десяток пациентов.

Доктор не прекратил разглагольствовать, даже когда Оливье уже никто не мог услышать.

– Да, конечно, – бормотал почтенный врач, – это весьма разумно, я правильно поступил. Не дай Бог, королю захочется навестить больного. А ежели он придет, то услышит его… Нет, никаких колебаний! Надо пойти предупредить королеву, и она посоветует, что мне делать.

Приняв такое решение со стремительностью человека, у которого каждая секунда на счету, доктор Луи освежил прохладной водой лицо раненого и уложил его на кровати так, чтобы тот не мог повредить себе, если начнет метаться, и не свалился с нее. Он закрыл на висячий замок ставни, запер дверь на два оборота, а ключ спрятал в карман и направился к королеве, но сперва, правда, убедился, постояв под дверью и у окна, что крик Оливье не слышен снаружи и невозможно разобрать, о чем он кричит.

Овернца ради вящей предосторожности он запер вместе с пациентом.

Почти у самых своих дверей доктор наткнулся на г-жу де Мизери, которую королева послала узнать новости о раненом. Она хотела войти к доктору.

– Пойдемте, сударыня, – сказал он ей, – я ухожу.

– Сударь, но королева ждет!

– А я, сударыня, как раз и иду к королеве.

– Королева желает…

– Заверяю вас, сударыня, королева узнает все, что пожелает. Идемте.

И он пошел таким стремительным шагом, что г-же де Мизери пришлось чуть ли не бежать, чтобы не отстать от него.

28. Aegri somnia[120]

Королева ждала сообщения г-жи де Мизери, но не врача.

Доктор Луи вошел с присущей ему непринужденностью.