Озёрное чудо

— Глянул, Иннокентий Демьяныч, коль просил.

— Море, поди, наудил, — Кеша не постеснялся, рассмеялся, — ты же рыбак фартовый. Я уж крапивны кули под рыбу зачинил. Сами не упрем, так коня наймем.

— Ноне без фарту, Иннокентий Демьяныч. Подвел Карл Маркс — безбожник же… Говорил, паря, Никола Чудотворец надежнее… А так… одну щучку заудил, и ту отпустил.

— Пошто отпустил-то, Емеля?

— О-ой, паря, диво-то какое вышло… Но после обскажу — ребятёшки ждут.

Залетел Емеля на елку, сметнул полушубок и, накинув на плечи потертые, забахрамевшие ремни, нежно обнял родимую, дыхнул на озябшие руки, и-и-и… полетели пальцы вприпрыжку по басам и ладам. Ожили ребятишки, гуртясь подле разнаряжен-ной кумушки-елки.

Елка-кума уже отпотела в тепле и сочно, влажно зеленела, и чудилось: посреди вьюжной зимы милостью Божией опустилось детишкам таёжное лето с хвойным смолистым духом. Ещё робея, цеплялись малыши за материны юбки, но сквозь шели в самоделишних рысьих, лисьих и ушканьих[142] масок посвечивали веселой истомой глаза-бусинки. Самые храбрые, настороженно озираясь, исподтишка гладили золотистых и серебряных рыбок и пичуг, русачков и белочек, развешанных по нижним сучьям, и тут же прятали оробелые ладошки за спину.

* * *

А в чуланчике прохлаждались самодельные артисты: Дед Мороз — матерый, но смирный рыбак Степан Андриевский, Снегурочка — библиотечная девушка Нюша Гурулева, которая засиделась в девках на жениховом безрыбьи и не сводила жарких синих глаз с холостого дедушки Мороза; подле них смолила табачищем Баба-яга-костяная нога — чернявая рыбачка Шура Минеева, по прозванию Шура-красотка, играющая Бабу-ягу без грима. Позже на веселый огонек заглянул и Кеша Чебунин.

Ряженые чаевали вокруг голубого заморского ящика, откуда дышали бражным духом озябшие, потом оттаявшие, одрябшие яблоки, которые в виде безвозмездной помощи приволочил из заморского царства и продал не шибко дорого Аверьян Вороноф, бывший кедровопадьский начальник, ныне американский подданный.

— Завинилась американска помочь, — вздохнула Баба-яга, картинно поправляя чулок на костяной ноге. — Можно чушкам скормить, можно брагу заводить…

— Кто о чём, а вшивый о бане, — грубовато осадил её Дед Мороз.

— Брага-то… моча кошачья, ни пользы, ни вреда, — толково рассудил Кеша Чебунин. — А вот катанка… спирт катаный, что Аверьян с Кавказа припер, тот крепко пробират.

Дед Мороз вздохнул, горько покачал головой:

— Тебе, Кеша, стыдно буржуйский спирт жрать — ты же отпетый коммунист… Беда с этим спиртом, в кажном третьем дворе торгуют. Денно и нощно. Хочешь пей, хочешь за уши лей. Управы на их нету… Сколь мужиков с той катанки окочурились в рассвете сил…

— Им чо, насильно в глотку лили?! — взъярилась Баба-яга.

— Тоже спиртом приторговываш… шинкарка, хреста на тебе нету… Хотя вы-то — мелочь пузатая, вот акулы…

— Капитализма, — подсказал Кеша.

— …акулы капитализма, что погань в Россию прут, язви их в душу, те мошну набивают… слезьми сиротскими. Всё горе на их совести.

— Какая совесть?! Какая совесть у того же Аверьяна?! — Кеша Чебунин вытаращил на Деда Мороза похмельно опухшие глаза. — Кого ты порешь?! Совесть при Сталине была. А нонче охальная демократия. Туши свет, и кто чего схватит. Отстал от жизни, карась болотный… Совесть…

— Да-а… — согласился Дед Мороз, — совесть у их не ночевала. Все в наличности, в наружности — пузо, башка… тюбетейку носить — а совесть… и не ведают, с чем ее жуют. Но дождутся, фармазоны, бесы запекут на сковородке…

— Эх, Сталин бы из гроба взняся! — потешник Кеша вдруг до скрипа сжал кулак, — да развешал бы на осиновых столбах… от Черна моря до Японского… чтоб другим буржуям неповадно было. И Аверьяна бы подвялил на байкальском ветру.

— Все бы вешал… кумунис драный, — ворчливо отозвалась Баба-яга и передразнила. — Кумунис — ложись вниз… Про совесть он заговорил… Ты же, Кеша, за бутылку душу продашь… тому же Аверьяну.

— Чья бы корова мычала, а твоя бы молчала, — огрызнулся Кеша. — От тебя же сивухой за версту прет, можно закусывать. С чего пьешь?.. Я с горя пью — такое царство-государство просвистели…

— А кто просвистел?! — разбушевалась Баба-яга. — Вы, куму-нисты — варначье, и растащили державу — кто за деньги, кто за славу…

— В партии гниды завелись…

— А вы водку лопали да ушами хлопали…

Баба-яга смерила мелкого Кешу презрительным взглядом и обернулась к Деду Морозу.

— А вот ты, Степа, не пьешь, от того и зануда… Будь я твоя баба, давно бы захлестнула сковородником.

— Вот тебя парни и не сватают… зашибешь ведь, — ухмыльнулся Дед Мороз.

Баба-яга в ответ лихо отчастушила:

На стене висит пальто,Меня не сватает никто.Выйду в поле, закричу:— Караул! Замуж хочу!

— А мне так нравятся непьющие, — вздохнула Снегурочка, умильно глядя на Деда Мороза и с укором — на Кешу Чебунина. — А то иные пьют, дерутся. Чего ее пить, эту заразу?!

— Спасибо, Нюшенька, напомнила, — спохватилась Баба-яга. — А то я уж без памяти, что у меня в ступе четушка призана-чена. Кеша, примешь с устатку? Намитинговался, устал…