Падающие звезды

   Как Бургардт ни старался сдержать себя, но статья Саханова возмутила его до глубины души. Когда он уходил, обещая принести продолжение, он невольно подумал:   -- Родятся-же подобные негодяи!..   Даже Анита заметила, что отец не в духе, и спросила:   -- Ты поссорился с Сахановым, папочка?   -- Нет, этого не было, но это не мешает ему быть большим... ну, все равно кем.   Взволновавшись, Бургардт никогда не работал. Сегодняшний день был испорчен, и он решился сездить в Озерки, навестить Бачульскую, которую уже давно не видал.   -- Папа, ты не обижайся на меня...-- говорила Анита, провожая его в переднюю.-- Не обидишься?   -- Нет. В чем дело?   -- Если ты встретишь Шуру или мисс Мортон, то, пожалуйста, не приглашай их к нам... т. е. пока...   -- Это почему?   Анита смущенно передала эпизод своей встречи на островах, и то впечатление, которое произвела эта встреча на мисс Гуд.   -- Папочка, она, ведь, совсем не знает, как живут художники, а потом привыкнет и поймет, что дурного в этом ничего нет.   Бургардт только пожал плечами, а разсердился только на лестнице.   -- Ей-то какое дело?-- ворчал он.-- Вот еще опека явились...   Впрочем, это настроение разсеялось еще дорогой, пока Бургардт ехал по финляндской железной дороге. На него природа действовала успокаивающим образом, и в окна вагона он все время любовался дачными постройками. Он любил эти маленькия, на живую нитку сколоченныя дачки, в которых ютилась летом приличная петербургская беднота. Почему-то принято относиться к ним с пренебрежением, а между тем, именно в них так много своеобразной летней поэзии, гораздо больше, чем в вычурных дачных палаццо где нибудь в Павловске, Стрельне или Петергофе. Бивуачный характер всей дачной обстановки имеет свою прелесть. Кроме всего этого, именно с этим дачным уголком у Бургардта были связаны такия хорошия и светлыя юношеския воспоминания, когда он жил в этой местности еще академистом. Конечно, с того времени много воды утекло, и он не узнал-бы многих дорогих по воспоминаниям уголков.   "А, ведь, Саханов прав, -- думал Бургардт, переживая снова неприятное чувство.-- Конечно, статья написана пристрастно и с намерением оскорбить именно Красавина -- а все-таки, много правды".   Потом оказалось, что и мисс Гуд по своему тоже права, потому что имела в виду исключительно интересы Аниты. Что могла позволить покойная мисс Гуд, как более опытный человек, того же самаго не могла допустить молодая барышня. Как все нервные и безхарактерные люди, Бургардт соображал все обстоятельства потом, когда остывало первое впечатление.   Бачульская была дома, но Бургардт попал в самый неудобный момент, -- она только что собралась идти в театр, хотя было всего шесть часов.   -- Что вы так рано идете?-- удивился Бургардт.   -- Ах, вы не знаете нашей проклятой службы, Егорушка... Чего стоит актрисе одеться, потом гримировка, прическа.   Бургардт был еще в первый раз в Озерках у Бачульской, и она не знала, куда его усадить и чем угостить. Он осматривал ея квартиру, точно отыскивая что-то глазами и слегка морщился.   -- Мы сегодня в дурном расположении духа?-- ласково спрашивала его суетившаяся хозяйка.-- Хотите, я сама сварю вам кофе?   -- Нет, я чего нибудь сем в вашем театральном буфете. Идемте, а то опоздаете.   Они пошли пешком, и дорогой Бургардт разсказывал о своей новой гувернантке и об Аните.   -- Девочка уж большая и, кажется, я скоро попаду под ея опеку, -- говорил он с улыбкой.   -- А вам нравится эта новая мисс Гуд? -- пытливо спрашивала Бачульская, заглядывая в лицо своему кавалеру.-- Она молодая?   -- Вы желаете меня ревновать?   -- О, я вас ревную ко всем женщинам...   Она засмеялась и покраснела.   Театр был еще пуст, и где-то гулко отдавались шаги невидимых людей. На улице стоял июльский жар, и Бургардт с удовольствием почувствовал прохладу большого помещения.   -- Через полчаса вы можете зайти ко мне в уборную, -- предлагала Бачульская.   Уходя за кулисы, она обернулась и, как показалась Бургардту, улыбнулась с несвойственным ей вызывающим лукавством.   "Вот что значит лето, -- невольно подумал Бургардть, шагая к буфету.-- Что-то такое есть"...   Буфет был большой, совсем даже не по театру, и Бургардт напрасно старался придумать цифру его посетителей. Слава Озерков, как дачной местности, уже отошла, и театр был велик для местной дачной публики. По привычке Бургардт прошел прямо к буфетной стойке и здесь лицом к лицу встретился с Бахтеревым.   -- Батенька, какими судьбами? -- деланным тоном проговорил последний, торопливо прожовывая бутерброд и вытирая руки салфеткой.-- Вот приятная неожиданность...   Оглянувшись на всякий случай кругом, Бахтерев взял Бургардта за лацкан верхняго пальто и проговорил заученным драматическим шепотом:   -- А я здесь того... да... Мне дома полагается всего одна рюмка, а для моей машины, согласитесь, это немного мало.   В доказательство он выпятил колесом грудь, повел богатырскими плечами и прибавил упавшим голосом:   -- Cherchez la femme...   Бургардт кое-что слыхал о его семейном положении и постарался замять неприятный разговор. Бахтерев здесь, в театральном буфете являлся другим человеком. У него явилась какая-то чисто актерская развязность и склонность к душевному излиянию, чего Бургардт не выносил.   -- Вы участвуете в спектакле? -- спрашивал Бургардть, чтобы сказать что нибудь.   -- К несчастию... У нас труппа с бору да с сосенки набрана, антрепренер... ну, одним словом, летний антрепренер. Пригласил на гастроли, а выходит чорт знает что такое..   Они выпили по второй рюмке и разошлись. Бургардту было немного стыдно, что он даже не посмотрел на афишу, какая сегодня шла пьеса. Он заказал человеку по карточке бифштекс и попросил подать его на террасу, выходившую в сад. Сейчас за садом виднелось красиво блестевшее озеро, а впереди настоящая горка с вычурной беседкой на верху. На террасе было прохладно. Публика еще и не думала собираться. По саду бродили одни музыканты, игравшие в антрактах не в театре, а на открытой садовой эстраде. Оффициант, накрывая стол чистой скатертью, подал афишу сегодняшняго спектакля, и Бургардт чуть не ахнул, когда прочел, что сегодня идет "Медея", и Медею играет Марина Игнатьевна.   "И, ведь, ничего не сказала...-- подумал Бургардт.-- Язон-Бахтерев... Очень недурно!.. Ну, Марина Игнатьевна едва ли справится с своей ролью. Не хватит темперамента...   Вечер был тихий. Накаленный воздух так и переливался. Блестевшее между деревьями озеро резало глаза. Где-то сонно перекликались невидимыя птицы. Пахло рекой и болотной травой. После городской пыли все-таки хорошо, хотя до настоящей природы и далеко. Бургардт опять думал о статье Саханова, но уже не волновался. Конечно, немного обидно, что Саханов прав из желания насолить Красавину и по пути бьет всех художников в самое больное местовыдвигая "шкурный вопрос". Бургардт имел громадный успех и, следовательно, виноват "шкурно" больше других, что сейчас же и поймут, конечно, все эти другие.   "Э, все равно...-- думал Бургардт.-- Ведь Саханов только сказал громко то, о чем другие думали".   Он не успел доесть своего бифштекса, когда Бачульская прислала за ним капельдинера. На сцене было темно, и на него налетел какой-то маленький разсерженный человечек, комкавший в руках какую-то писаную тетрадку.   -- Вы, вы...-- наскочил он на него.-- Ах, виноват... Где Петров? Господи, он меня зарежет... Где Петров?   -- Играет на биллиарде...-- ответил хриплый голос из темноты, и маленький разсерженный человечек громко обругался.   Уборная Бачульской походила на все уборныя летних театров, т. е. имела вид чердачной комнаты с досчатыми деревянными стенами, с расщелившимся полом и вечным сквозняком. Пахло керосином, какой-то противной гарью и пудрой.   -- Видели афишу?-- спрашивала она Бургардта, отдавая свою голову в распоряжение камеристки, которая должна была доканчивать античную, прическу.-- Я знаю, что вы подумали: "Какая она Медея"? И я тоже думаю... А хочется сыграть эту роль до смерти и боюсь до смерти.   -- Чего же бояться?   -- И сама знаю, что нечего, а вот подите... Бахтерев тоже боится, а, кажется, мужчина солидный. Боюсь, чтобы он не напился для храбрости... А тут еще случай: у нас заболела Креуза и ее будет играть маленькая выходная актриса... так, водевильная штучка Комова. Вот трусит-то бедняжка... А я ее боюсь. Как раз перепутает какую нибудь реплику, будет "паузить" -- это наше театральное слово. Это когда делают ненужныя паузы.   Бургардт сидел и довольно безцеремонно разсматривал свою собеседницу, одетую в белую тунику. Античный костюм очень шел к ней, и особенно выделялась красивая шея и голыя до плеча руки. Портил впечатление только грим -- глаза были подведены, губы подкрашены, даже шея и руки были намазаны чем-то белым, придававшим коже мертвый тон.   -- Что, хороша?-- спрашивала Бачульская, разсматривая себя в зеркало и еще раз подводя глаза карандашем.-- Настоящая чортова кукла...   Она засмеялась и опять посмотрела на Бургардта лукавыми глазами. Очевидно, закулисный воздух опьянял ее, как и Бахтерева, и Бургардту она казалась другой женщиной.   -- Ну, теперь вы все видели и можете идти в свою ложу, -- заявила она, поднимаясь.-- Ваша ложа номер третий... с правой стороны... Когда я буду выходить, вы, пожалуйста, не смотрите на меня, а потом можете смотреть сколько угодно.   -- Хорошо, хорошо... Не трусьте.   -- Публики мало -- единственное мое спасение.   Бургардт только сейчас вспомнил, что Саханов живет в Озерках, и ему неприятно было бы встретиться с ним в театре.   -- Не безпокойтесь, именно сегодня он не придет.   Она обяснила об его отношениях к Комовой, и что бедная девушка с слезами умоляла его не приходить.   Когда капельдинер открыл дверь ложи, Бургардт даже попятился назад, -- у барьера сидела мисс Мортон и приветливо улыбалась. Она, очевидно, его ждала, и Бургардт только сейчас понял, почему Марина Игнатьевна тоже улыбалась, когда разговаривала с ним. Это был коварный сюрприз. Мисс Мортон указала место рядом с собой и показала свою запасную книжечку, в которой было написано:   -- Я вас ждала...   Он молча поцеловал у ней, руку и не вдруг собрался, что ответить. Мисс Мортон была хороша, как весна. Бургардт чувствовал, как у него замерло сердце, и как выпали из головы все слова, которыя хотел ей сказать. Она, видимо, понимала его настроение и продолжала улыбаться, ласковая, сияющая, строгал. Бургардт, делая орѳографическия ошибки, написал в ея книжке:   -- Я так рад... я счастлив...   Она не дала ему докончить и спрятала княжку в карман, а потом уже знаками обяснила, что он лучше ничего не напишет, и что она рада его счастью, как своему. Он вторично поцеловал ея руку, охваченный сладким безумием, от котораго кружилась голова. Как она попала в Озерки и как попала именно на этот спектакль и в эту именно ложу -- он не спрашивал, точно все так и должно было быть. Разве спрашивают упавшаго с неба ангела, как он упал и разве стали бы спрашивать статую, если бы она вдруг заговорила?