Читаем Падающие звезды полностью

   Бургардту страстно хотелось уехать из Петербурга с Анитой куда нибудь подальше, но когда приехала новая мисс Гуд -- это желание как-то отпало. Началось с того, что мисс Гуд должна была отдохнуть после дороги, потом Анита непременно захотела показать ей острова, Петергоф, Стрельну, Павловск. Мисс Гуд пришла в восторг главным образом от Невы, такой холодной, быстрой и глубокой.   -- Это просто какая-то сказочная река, -- удивлялась она.-- Я не ожидала ничего подобнаго... И вообще, Петербург -- удивительный город. Я не могу понять, зачем летом уезжать из него на дачи.   Только раз впечатление от Петербурга было для мисс Гуд омрачено. Она с Анитой ездила на Елагин, чтобы посмотреть со стрелки на закат солнца, и здесь встретила Шуру и мисс Мортон, которыя ехали в одной коляске. Анита имела неосторожность раскланяться с ними и потом должна была обяснить мисс Гуд, что это за дамы. Она еще не успела докончить свою характеристику, как уже поняла непоправимую ошибку. Лицо мисс Гуд точно окаменело, и она не ответила Аните ни одним звуком.   -- Ведь папа -- художник, и у него бывают все, -- старалась выпутаться Анита.-- Шура была его натурщицей "для всего"... Есть натурщицы только для головы или для рук, потом натурщицы в костюмах. Мисс Гуд очень ее любила и мисс Мортон тоже...   Мисс Гуд продолжала сохранять свое замороженное состояние, в каком вернулась и домой. Она раньше не решалась войти в мастерскую, а тут сама попросила Аниту показать ей работы отца. Бургардта и Гаврюши не было дома, и мисс Гуд долго и внимательно разсматривала барельефы и статуи, точно делала им экзамен. Она узнала Шуру в Марине и особенно долго разсматривала ее.   -- А где же другая?-- 

спросила она, не находя мисс Мортон.   -- Она не натурщица, а просто знакомая...   Мастерская произвела на мисс Гуд довольно грустное впечатление, и у нея явилась даже мысль вернуться в свою добрую старую Англию. Что она могла ожидать здесь, в этом царстве голых мраморных женщин? Но старая мисс Гуд переносила все это, значит, нужно оставаться на своем посту. Это был критический момент в жизни мисс Гуд, и она даже краснела при одной мысли, что Бургардт мог смотреть на нее сквозь платье. Ведь для этих художников существует только одно тело... С другой стороны, ей в первый раз сделалось жаль Аниту, и она поняла, почему покойная тетка оставалась на своем посту до самой смерти.   В несколько дней мисс Гуд совершенно освоилась в новой обстановке и внесла новую струю в жизнь дома. Она по английски не обращала никакого внимания на прислугу и только требовала строгаго исполнения обязанностей. В ея английских глазах это были не люди, а живыя машины. Разве можно сердиться на машину или разговаривать с ней? Человек Андрей сразу понял английскую политику новой барышни и пожаловался барину.   -- Что же это такое, барин? Этак и житья не будет. Все молчит новая барышня и за людей нас не считает..   -- Она просто не умеет говорить по русски, -- обяснял Бургардт.   Последнему человек Андрей никак не мог поверить, тем более, что старая барышня тоже была англичанка, а между тем говорила и даже очень обидно иногда говорила. Анита тоже не понимала в этом отношении новой гувернантки. Она была на стороне прислуги, хотя и ссорилась с ней в качестве ответственной хозяйки.   -- Эти англичане, папа, страшные эгоисты, -- жаловалась она.-- Для них прислуга что-то вроде низших животных...   -- А разве хорошо ругаться с прислугой, как делают наши русския барыни? Даже есть такия, которыя дерутся...   -- Ольга Спиридоновна бьет свою горничную по щекам, а все-таки она добрая, и ее любят.   -- Дело вкуса... Лучше всего не ссориться с прислугой, как мисс Гуд, и относиться к ней гуманно.   Проявленная новой гувернанткой сухость не нравилась Бургардту, но он разсчитывал на то, что время сделает свое дело, и английская жестокость постепенно стушуется.   После смерти мисс Гуд прошло уже около двух недель, и Бургардт совершенно забыл о статье Саханова, пока он в одно прекрасное утро не заявился сам с рукописью в руках.   -- Я думал, что вы куда нибудь уехали, -- говорил Саханов с деловым видом:-- и совершенно случайно узнаю, что вы дома...   -- Очень рад вас видеть, и сегодня мы можем заняться вашей статьей.   В сущности Бургардт совсем не желал слушать статьи Саханова, чтобы не сделаться этим косвенным путем ея участником, а затем он отлично понимал, что Саханов именно и добивается последняго, чтобы потом иметь право сказать, что читал ее Бургардту и получил его одобрение. Бывают такия неприятныя положения, когда ваши друзья насилуют вашу волю самым безцеремонным образом, и когда вы, при всем желании, не можете высказать им откровенно свои настоящия мысли и чувства. Бургардт только покосился, когда Саханов развернул довольно обемистую тетрадь, испещренную помарками и вставками, чем он гордился, как относившийся строго к своей работе автор.   -- Статья в сущности общаго характера, -- предупреждал Саханов, усаживаясь поудобнее в кресло.-- Я знаю, что вы враг всяких предисловий и поэтому могу выпустить некоторыя общия соображения об искусстве... Тем более, что мы по некоторым пунктам с вами расходимся.   -- Нет, уж читайте все, -- упрямо заявлял Бургардт, начинавший вперед испытывать смутное озлобление.   -- Основная тема во всяком случае является новостью в нашей художественной литературе...   -- Разве такая есть?   -- В собственном смысле слова, конечно, нет, но есть статьи по отдельным вопросам и художественная отсебятина. Не скрою, что я немножко горжусь своей темой, потому что другие все-таки до нея не додумались. Как хотите, а в искусстве меценат всегда являлся своего рода маховым колесом, и я сам удивился, когда пришлось подводить итоги, какую страшную силу он представляет из себя.   Общая часть, не смотря на массу цитат из всевозможных авторов, начиная с древнейших времен, и на массу подстрочных примечаний, ничего новаго и оригинальнаго из себя не представляла, а носила эклэктический характер. Это был только подсчет существующим формулам и легкая характеристика новых течений в искусстве. Надлежащее место было отведено и приподнятому цветистому стилю, когда Саханов определял искусство шумливыми фразами, как "глубочайшее откровение жизни и единственный язык народов, поколений, всего человечества". Были пущены в ход довольно избитыя остроты по адресу декадентов, символистов, плейнеристов и, вообще, всех новшеств, которыя не признавали единой и непогрешимой, академической школы, поскольку она движется вперед. Гораздо интереснее было дальнейшее, когда на сцену появился меценат, сначала в лице древних азиятских деспотов, египетских фараонов, всесильных языческих жрецов, античной уличной толпы и народных героев. Искусство являлось только одной из форм рабства, как это ни странно сказать, и многие художники были настоящими рабами, почему имена их и не сохранены историей для благодарнаго потомства. Это рабство продолжалось и дальше, замаскировавшись в тогу меценатства. Художник творил свободным только по имени, а по существу дела он служил только прихоти какого нибудь знатнаго и богатаго человека, причем еще вопрос, что лучше -- физический ли раб, служивший государству, своей религии и своему народу, или свободный раб, служивший отдельным лицам.   -- Мне кажется, что у вас здесь противоречие уже в самом слове: свободный раб, -- заметил Бургардт.   -- Я хочу только выяснить разницу между физическим рабством и рабством культурным. Мы все рабы чего нибудь...   -- Это уже слишком широкое обобщение, в котором расплывается совершенно основное понятие, и получается что-то вроде гомеопатии. Я не могу согласиться с этой основной формулой, что искусство только одна из форм рабства, а даже наоборот -- верю в его освободительную миссию.   -- Ах, вы не хотите меня понять, Егор Захарыч! Правда, что мысль совершенно новая и может быть немножко смелая... Наконец, может быть я не сумел формулировать ее достаточно убедительно, но в своем основании она глубоко верна, в чем вы убедитесь дальше.   Дальнейшее заключалось в перечислении исторических фактов, как меценатами явились ограбившие весь мир римские магнаты, обезумевшие от власти римские цезари, византийские императоры, римские папы, христианнейшие средневековые короли, а в последнее время выступал на сцену капиталистический феодализм. В последнем кроется основная причина упадка новейшаго искусства, по сравнению с античным, т. е. временем античных республик, когда художник творил для государства, воплощая в своих произведениях свою миѳологию и религиозныя представления. Мертвый камень действительно оживал, превращался в чудные образы античнаго творчества, в котором горячее и живое участие принимал весь народ. Античная статуя являлась предметом религиознаго культа и на нее молились, как на святыню.   Бургардт слушал внимательно, но не хотел спорить с автором, ожидая настоящаго, -- все предшествовавшее, очевидно, было только вступлением. Действительно, все "настоящее" было припрятано автором под конец, где он разбирал историю специально русскаго шального меценатства, до наших дней включительно. Здесь Саханов был в курсе дела и, не называя имен, наговорил целую массу самих горьких истин, причем оказалось, что наше меценатство принесло страшный вред русскому искусству, внесло в него разлагающие элементы и систематически развращает художников, которые вынуждены подделываться под вкусы своих заказчиков и вероятных покупателей. Может, в последнем кроется простая причина и того грустнаго явления, что русская публика относится совершенно равнодушно к своему родному искусству, как к прихоти ничтожной кучки богатых людей. Главным страдающим лицом во всей этой грустной истории является художник, незаметно для самого себя разменивающий свое дарование на гроши и копейки.   -- А третьяковская галлерея в Москве?-- спросил Бургардт.   -- Это -- исключение... Притом, на всю Россию одна галлерея -- это слишком немного. Я смотрю на русских художников, как на мучеников в своем деле, потому что им приходится разрабатывать не те сюжеты и темы, которые близки всему складу их характера, а сюжеты и темы, заданные каким нибудь шалым меценатом.   -- Ну, последнее уже слишком огульно сказано, Павел Васильич, и я опять не могу согласиться с вами. Потом, в конце концов, говоря между нами, ваша статья написана прямо против Красавина и... против меня, между прочим.   -- Против вас?!..   Саханов вскочил и забегал по кабинету.   -- Да, и против меня, -- твердо повторил Бургардт.-- И, как видите, я нисколько не сержусь на вас... В ваших словах есть много горькой правды, в чем я и расписываюсь.   -- Позвольте, конечно, вы можете многое принять на свой счет, как художник, но именно вас я и не имел в виду. Скажу больше: продолжением этой статьи будет статья о роли женщины в искусстве... да. Ведь нам подайте именно голую женщину, чтобы меценат заржал от удовольствия, а вы, кажется, в этом не грешны. Да... Глубоко растлевающее влияние меценатов именно и выразилось в этом стремлении художников рисовать и лепить именно голую женщину. Все эти якобы богини, якобы вакханки, якобы римския оргии -- все это дань ожиревшему меценатскому вкусу. Вот на тебе такую вакханку, чтобы у тебя дух заперло... В нашем искусстве для порядочной женщины даже и места не осталось. а так, иногда напишут какую нибудь девушку с кувшином, покинутую, утопленницу...  

Перейти на страницу:

Похожие книги

Недобрый час
Недобрый час

Что делает девочка в 11 лет? Учится, спорит с родителями, болтает с подружками о мальчишках… Мир 11-летней сироты Мошки Май немного иной. Она всеми способами пытается заработать средства на жизнь себе и своему питомцу, своенравному гусю Сарацину. Едва выбравшись из одной неприятности, Мошка и ее спутник, поэт и авантюрист Эпонимий Клент, узнают, что негодяи собираются похитить Лучезару, дочь мэра города Побор. Не раздумывая они отправляются в путешествие, чтобы выручить девушку и заодно поправить свое материальное положение… Только вот Побор — непростой город. За благополучным фасадом Дневного Побора скрывается мрачная жизнь обитателей ночного города. После захода солнца на улицы выезжает зловещая черная карета, а добрые жители дневного города трепещут от страха за закрытыми дверями своих домов.Мошка и Клент разрабатывают хитроумный план по спасению Лучезары. Но вот вопрос, хочет ли дочка мэра, чтобы ее спасали? И кто поможет Мошке, которая рискует навсегда остаться во мраке и больше не увидеть солнечного света? Тик-так, тик-так… Время идет, всего три дня есть у Мошки, чтобы выбраться из царства ночи.

Габриэль Гарсия Маркес , Фрэнсис Хардинг

Фантастика / Политический детектив / Фантастика для детей / Классическая проза / Фэнтези