Падение и величие прекрасной Эмбер. Книга 1

Во время похорон скромный домик заполнился соседями. Вот тут-то Анхелита впервые услышала толки о своей матери. Маленькая, не по годам развитая и чувствительная девочка была потрясена. Она захлебывалась от рыданий. Но теперь она оплакивала не только отца, но и честь матери. Мать подходила к ней, пыталась утешить, но девочка только отворачивала залитое слезами, покрасневшее личико. В конце концов мать решила пока оставить ее в покое. Но вечером, когда они остались одни, мать снова попыталась обнять плачущую девочку, но та в отчаянии вырвалась.

– Что с тобой, Анхелита, милая? – встревожилась мать. – Нельзя так убиваться. Я тоже горюю о твоем отце. Но, увы, все мы смертны, – она снова протянула руки к дочери.

Девочка отшатнулась. Ужас и отвращение выразились на детском лице. Мать начала догадываться, что ребенок наслушался всевозможных толков и сплетен.

– Скажи мне, доченька, – ласково заговорила она, – ты услышала обо мне что-нибудь дурное? Откройся матери. Пусть люди говорят обо мне самое дурное, пусть они даже правы. Но ведь я все равно люблю тебя.

У Анхелиты слезы снова хлынули потоком и она во всем открылась любящей матери. Та долго утешала дочь, говорила ей об ужасах безысходной бедности…

– Я прошу только одного, – проговорила чуть успокоившаяся Анхелита, – поклянись на Библии, что я действительно дочь своего отца Ласаро Гонсалеса и потому с полным правом ношу его фамилию!

– О, это я могу сделать с чистой совестью! – И мать незамедлительно поклялась.

Девочка всхлипнула еще несколько раз и совсем успокоилась.

– Ты можешь презирать меня, – откровенно сказала мать, – ведь я продолжаю оставаться любовницей каноника. Я не хочу оправдывать себя. Но говорю тебе откровенно: твое поведение радует меня. Я вижу, что моя дочь растет честной. Это то, о чем мы с отцом всегда мечтали: вырастить тебя честной и целомудренной.

– Я такой и останусь, – твердо решила девочка. – Но ты моя мать и я никогда не буду говорить дурно о тебе, не буду осуждать тебя, и заткну уши, если станут говорить о тебе дурное. Ведь ты настолько добра, что даже не напомнила мне о том, что все дурное, что ты делаешь, ты делаешь ради того, чтобы я ни в чем не терпела недостатка, – с этими словами она подошла к пригорюнившейся матери и приложилась губами к ее щеке. Это нельзя было назвать слишком уж ласковым поцелуем, но мать все понимала и не думала обижаться.

Так прошел еще год. Анхелита по-прежнему жила затворницей. Кроме шитья, она занялась и вышиванием, а также плетением кружев, и обещала стать замечательной мастерицей. Между тем, ее несчастная мать продолжала свою связь с каноником. Для Анхелиты это теперь не было тайной. Раньше, еще при жизни отца, девочка думала, что мать просто прислуживает, убирает комнаты, но теперь Анхелита знала все!

«Когда я вырасту и как следует обучусь вышиванию и плетению кружев, я стану сама зарабатывать себе на жизнь», – решительно думала она.

Девочку уже занимала мысль о том, получает ли мать наслаждение от своей дурной жизни, или просто стала смолоду жертвой своей бедности и беззащитности… Наконец Анхелита все же признала мать виновной.

«Да, бедность, и голод, и холод – это страшно, – рассуждала не по годам умная девочка. – Но разве Господь не учит нас терпеть лишения? Лучше умереть, чем вступить на дурной путь! Но я ни в коем случае не должна поддаваться дьявольской гордыне и осуждать маму! – тотчас спохватывалась она. – Не должна, не должна никогда!»

Но в самой глубине ее души наперекор всему тлел огонек неизбывного презрения к матери. Девочку это огорчало. Она мучилась, плакала по ночам в подушку, старалась быть с матерью как можно ласковей.