Читаем Падение Икара полностью

В комнату вошел тщедушный старик. Глаз даже менее изощренный, чем глаз старого врача, сразу определил бы, что человек этот всю жизнь работал больше, чем было по его силам, ел меньше и хуже, чем нужно человеку, и жил в помещении, которое мало чем отличалось от плохого хлева. Неопределенного цвета туника с обтрепанным подолом, в заплатах и дырах болталась на его узких плечах, словно он ее не надел, а повесил на себя. Ноги повыше щиколоток, как браслетом, охвачены были широкой белой полосой: неистребимый след от колодок, которых долго не снимали. Коричневый цвет лица, узкие, чуть вкось поставленные глаза, прямой короткий нос и толстые губы выдавали египтянина. Он молча и низко поклонился Дионисию. Дионисий заговорил с ним по-египетски. Старый раб зарыдал и, упав на колени, прижался головой к руке врача.

Часа через два реда[39]

, нагруженная хлебом, мукой, бобами, салом и новой одеждой, катила к Старым Вязам. Гармис в новой тунике, в плаще с рукавами и капюшоном правил парой бойких мулов, чуть касаясь их иногда кончиком бича. Он вымылся в бане, был сыт, впервые в жизни его одели в теплую, удобную одежду. Он вез хорошую еду изголодавшимся товарищам. С ним разговаривали на родном языке, услышать который он уже не надеялся, разговаривали с улыбкой, ласково. Старик и недоумевал, и радовался, и боялся. Боялся, пожалуй, больше всего: очень уж непривычно все обернулось.

Если бы Дионисий говорил с Гармисом по-гречески или по-латыни, тот, пожалуй, кое о чем и умолчал бы, но слышать родной язык и говорить на нем было так сладостно, что старый раб забыл всякую осторожность и говорил, говорил, изливая все свои наблюдения, поверяя все обиды своих собратьев-рабов. Дионисий узнал, что Старые Вязы имение маленькое: югеров[40]

шестьдесят, не больше. Рабов четверо.

— Спор, пахарь, какой сильный был! Схватит меня, бывало, на руки и давай подкидывать. Как мячиком играл. И хоть бы что ему, даже не задохнется. Теперь-то у него сил как у новорожденного щенка: оголодал. Я и то сильнее — добрел вот до хозяина, он бы не смог. А только подкормить его — ого, как будет работать! Спор рассказывает, что он с какой-то большой реки, больше Нила. Ведь врет, господин? Больше Нила реки нет, правда?.. Еще кто? Карп из Сирии, из города… как его… из Анха — есть такой город.

— Есть Антиохия, большой город, главный в той стране.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза