Падение, или Додж в Аду. Книга первая

Распахнулась дверь припаркованного у дороги автофургона. Мужчина, закидывая на плечо ремень автомата, спустил лесенку и повернулся к ним. С другой стороны за ними с умеренным интересом наблюдал мужчина постарше. Он жарил хот-доги на огне, разведенном в жестяной бочке, и переворачивал их клещами. Автоматчик выскочил на дорогу и замахал руками над головой. София, следуя указаниям женщины из информационного центра, продолжала двигаться со скоростью примерно пять миль в час и просто обогнула автоматчика. Виляя между препятствиями, которые почти, но не совсем перегораживали дорогу, она въехала в радиоактивную пустыню за блокпостом. Дорога поворачивала и ныряла в ложбины, что на какое-то время ограничивало видимость. Затем впереди показался «Старбакс».

– А как было раньше? – спросила София Еноха несколько минут спустя, когда они все взяли кофе в окошке для автомобилистов.

Машина вновь ехала на автопилоте. До Моава оставалось еще мили две; впереди уже различались его относительно яркие огни. София думала про женщину с книгой в информационном центре. Про саму идею информационных центров. Про информацию.

– Смотря насколько раньше, – заметил Енох.

– Просто мы все в этой машине, кроме вас, знаем только пост-Моавский мир. В котором люди не могут согласиться, что он существует.

– Вы спрашиваете, что было, когда люди соглашались по поводу фактов? – Похоже, вопрос по-доброму позабавил Еноха.

– Да. Ведь они же соглашались? Уолтер Кронкайт и все такое[24].

Енох ненадолго задумался.

– Я бы сказал, что способность людей соглашаться по неочевидным фактам – относительно вещей и событий, удаленных от них во времени и пространстве, – выросла с практически нулевого уровня до вполне приличного во время научной революции. Оставаясь примерно на том же уровне, она все более широко распространялась по миру в эпоху Кронкайта и с появлением интернета на удивление быстро упала до нуля. Думаю, главное, что она давала людям, – это социальная мобильность, когда головастый мальчик с канзасской фермы или из индийских трущоб получал шанс добиться чего-то интересного. Раньше – до того примерно трехсотлетнего промежутка, когда люди умели соглашаться по поводу фактов, – у нас были короли, вожди и жесткая общественная иерархия. В этот период мысль получила определенную свободу, и жизнь стала материально намного лучше. Намного. Теперь мы вернулись к ситуации, когда те, у кого есть деньги и власть, могут получать желаемое, диктуя массам, во что им верить.

– Но ведь богатым нужна высокотехнологическая экономика? Поскольку их богатство не от земельных владений, как в прежние времена, а в акциях.

Енох кивнул:

– Сейчас система достаточно избирательна. Она находит тех, кто будет полезен для высокотехнологической экономики, и собирает в таких вот местах.

Он указал рукой на Моав. Для тех, кто знал, куда смотреть, город нес черты места, где живут головастые люди. Они проделали две тысячи миль и оказались в Принстоне. А когда они оставят его в камере заднего вида, то проделают еще тысячу, прежде чем снова окажутся в та- ком же.

– Это когда-нибудь вернется?

– Положение дел, существовавшее в те триста лет?

– Да.

– Не знаю. Это из тех эзотерических вопросов, о которых думает ваш дядя Джейк. Вы, разумеется, тоже вольны о нем думать. Или сосредоточиться на непосредственной задаче. Возможно, одно с другим связано.

Секунду она переваривала его слова.

– Вы о том, о чем говорили раньше. Что мозгу либо его цифровой модели нужен мир, согласный внутри себя, что есть что.

– Да. И он должен сходиться в этом понимании с другими мозгами в том же мире.

– Второе для меня неактуально, – сказала София. – Мозг только один. Доджа.

– Это ненадолго, – ответил Енох.

По совпадению или нет, но они как раз въехали в центр города и остановились перед большим зданием: бывшим банком, а ныне местным филиалом НЭО – Ново-эсхатологической организации. София расшарила свои координаты с членами семьи, и, очевидно, дядя Джейк сообщил о ее приезде здешним сотрудникам. Несколько человек – надо понимать, профессиональные эсхатологи либо вспомогательный эсхатологический персонал – вышли встречать коллегу.

– Здесь я вас оставлю, – сказал Енох. – Спасибо, что помогли снять меня с креста и отвезли в такую даль.

Часть 4

17

Зула и ее муж Чонгор по-прежнему жили в той же квартире, что при жизни Ричарда. Здесь они вырастили Софию. Когда она уехала в Принстон, они начали присматривать другое жилье, но в итоге решили, что нынешняя квартира – сто восемьдесят квадратных метров на восемнадцатом этаже двадцатиэтажного дома на сиэтлском Капитолийском холме – вполне их устраивает.