Сняв с себя корону и всю одежду, он принялся смывать пыль и грязь, что накопилась почти за неделю. Судорожно себя осматривая, Лайан успокоился только тогда, когда не нашёл на себе ни одной внезапно появившейся раны или нарывы. Перед глазами до сих пор стояла картина, описываема в тех дневниках. Юноша кое-как унял вновь нагрянувшие боль и спазмы. Удобно устроившись в просторной бадье, которую он лично распорядился поставить в его покоях, Лайан расслабился, пусть и ненадолго, пусть завтра ему предстоит командовать штурмом гавани, сейчас он чувствовал себя куда лучше. Мать была рядом с Ричардом, Артуром и Каллиной. Сейчас, он мог позволить себе расслабиться.
***
Хэйвон чудом выжил. Жар опалил его левую ногу, почти до золотистой корочки. Почувствовав дым и жар пламени, он кое-как высвободился из огненной ловушки, в которой оказались казармы. Крики, плачь, рев, стражники мочились под себя, не в силах убежать. Их заперли, оставили умирать, загнали на убой, как свиней. Он отказывался помнить, как бросил товарищей на страшную погибель в огне, отказывался помнить, как оттолкнул друга-стражника, чтобы первым выбежать из полыхающего помещения. Сколько времени прошло? Он не знал, да и знать не хотел.
В луже грязи и воды, он сумел рассмотреть то, во что превратился. Волосы превратились в колкую солому, которая выпадала, стоило до неё дотронуться. Щеки и глазницы впали. Доспех был ему чрезмерно велик, а сам он чувствовал себя соломенкой, которая может разломиться от дуновения ветра. Он чесался. До ужаса чесался. Каждый раз он теребил зуд, до крови сдирая кожу, и лишь когда теплая кровь и плоть оставались на месте зуда, он мог улыбаться, мог, пока силы были.
Он шёл по улицам, заваленными телами, мусором, брошенными телегами и баррикадами. Шёл и плакал. Шёл и скулил от боли, вызванной гнойными нарывами и ранами. Он скулил, плакал и звал сестру, но она не отвечала, её нигде не было. Всюду были люди, и они его избегали. Они боялись его. Гнали и кричали. Хэйвон плакал и скулил. Ему хотелось умереть, ему хотелось кричать, но сил не было. Он продолжал идти и скулить, так как сил кричать и плакать, больше не было. Ноги Хэйвона подкосились, где-то на тёмной улице. Силы кричать, двигаться и плакать, вообще не было. Стражник заскулил из последних сил, этот звук, ужасный и страшный, был еле различим среди звука боёв и пожаров.
Глава 24. Приговор и цель
С южной стороны Анноны, на низком, но норовистом гнедом жеребце скакал всадник в южных одеждах. На нём была надета кольчужная рубаха, желтый табард, с двумя красными мечами на груди, голову перевязывал тюрбан, на его спине висел изогнутый и зазубренный клинок. Он загнал своего коня, животное мчалось несколько дней без остановки, всадник подгонял его, пиная в бока, исхлёстывая плёткой, а верный конь всё скакал, скакал, как мог. Всадник с грубым и звучным ваетирским акцентом кричал
— Аэ! Аэ! Вперед, вперед степной конь — легионеры, что стояли на стенах крепости, с интересом наблюдали за приближавшимся южанином. Гарет вскочил на серую лошадь. Легионеры вмиг открыли ворота крепости и капитан, подхватив с собой легионерский стяг, поскакал навстречу южанину. СтоннКассел облачился в полный кольчужный доспех, со шлемом и пластинчатыми вставками в поножах. За спиной висел его верный полуторный меч, имена оружию он не любил давать, да и не видел в этом смысла.
Они встретились на медном мосту. Южанин поприветствовал Гарета, надменно подняв руку. Гарет лишь кивнул. Дергая поводья серой лошади, ан которой восседал.
— Я — Мухаммед акадар Намерад акадар Фазим акадар Хапет! Посол и гонец Лоренца Кон-Итьена, избранного Всевышними! Назовись ты, шакал! — гавкнул южанин.
— Я — Гарет СтоннКассел, сын Эврадара, сына Коула, сына Верена, капитан Пятнадцатого Красного Легиона! — громогласно ответил Гарет. Южанин город и презрительно осмотрел его, затем спешился, снял с седельный сумок своего коня кроваво-багрового цвета мешок и демонстративно кинул его под копыта гаретовой лошади. Серая кобыла нервно заржала и замотала головой, намереваясь подняться на дыбы. Гарет приструнил животные, резко дёрнув поводья. Из мокрого мешка выкатились отрубленные и обезображенные головы. В довесок, южанин кинул к головам изорванное в клочья знамя Двенадцатого Красного Легиона. Капитан злобно прорычал, когда южанин вновь вскочил на коня.
— Коли не преклоните колени перед истинным избранником Всевышних, каждого ждёт такая участь. — проговорил Мухаммед. Чуть погодя он кинул в Гарета увесистый кашель с золотом. СтоннКассел ловко поймал его и до боли сжал кулаки.
— Скажи, Мухаммед акадар Намерад, быстр ли твой конь? — спросил Гарет, локтем приподнимая ножны на спине. Южанин приподнял бровь, горделиво вскинул подбородок и надменно ответил