Падение Империи

Нечто, что было рождено в нём в тот миг, когда он случайно пролил свою кровь на древнюю, проклятую тьмой реликвию. Это нечто родилось с голос древнего, как сам мир, бога, и это поглощало его, уродовало, извращалось жизненную сущность, превращая в отвратительное существо. Падшего. То, что осталось от Карина, остатки его личности и разума, терзались тем, что он сотворил со своей семьёй. Он помнил, как бог обещал ему власть, силу, могущество, но он не знал, что Отец Тьмы и Лжи затребует в уплату. Его ещё не рожденных сына и дочку, красавицу жену. Он забрал их. Исказил. Уничтожил. Соврав, что они живут в золотых дворцах, Карин, или то, что от него осталось, прекрасно знал, что эта ложь. А уж когда он обратился в это проклятое существо, он потерял всякую надежду.

Иногда, Тёмный Зверь, что овладел им и сейчас, всячески издевался над ним, позволял ему ненадолго взять контроль над телом, в тот момент, когда Падший с хрустом отгрызал голову летучей мыши, с чавканьем и гоготанием поедая своё любимое лакомство. Карин выл и рыдал. Затем бесцельно шёл к людям, чтобы они избавили его от страданий, на каждый раз выходя к очередному селу, Тёмный Зверь вновь брал контроль и устраивал кровавую бойню. Так было до тех пор, пока Карин не сдался и не забился в угол своего очернённого и разрушенного сознания, с каждым днём забывая слова молитвы и увядая во тьме Ненасытного.

— Заточен в Цитадели Эдхута, покуда Пакт Проклятых не нарушен. Я верен Отцам и Матерям Основателям! — безмолвно кричал он в первые дни

— Заточён в Цитадели…заточён пока Пакт Проклятых не нарушен. Я верен Основателям! — хрипел он уже через неделю

— Заточён… заточён, а должен быть свободен. Пакт должен быть расторгнут, смерть Драконам-Основателям. — рычал он, когда Зверь победил, и голос господина победно хохотал в осколках его сознания.

— Ненасытный! Четвёртый Старый Бог, молю тебя, услышь мой зов, сквозь унисон цитадели Эдхута! Молю тебя, Отец Лжи и Разрушения, покровитель Смерти и Тьмы, Тот-чьё-имя-забыто, подари нам победу в предстоящей битве, пусти свои тёмные корни во врагов наших, пусть твоя тёмная длань окутает их! Мы верны тебе, мы твои чада, что заплутали, наставь нас, Таешарен! Дай сил! Напитай скверной! — молился он, когда силы иссякли.

— Аэрон’Тай-Фер — проговорил не Карин, а Падший. Но теперь и остатки разума Кикспаргха знали истинное имя четвёртого старого бога, имя Ненасытного, а затем он узрел его, заточённого в цитадели Эдхута. Он закричал так сильно как мог. Но во тьме, ничей крик не слышен.

***

Времени рассмотреть эти прекрасные залы и холлы, в которых грифоны могли летать, свободно расправив крылья во весь свой огромный размах, когда Шестой Легион бился с южанами под стенам Вингрхайяра, не было вовсе. Теперь же, когда грифоньи наездники небольшими группами по пять-шесть бойцов, на спинах своих зверей улетали по направлению к Кулдару, взлетая к облакам, а группы по десять-пятнадцать особей, закованных в кольчугу, в поводах своих хозяев охраняли караваны с раненными, Айдан мог спокойно отдохнуть и осмотреть эту величественную крепость.

Больше всего его интересовали фрески, исписанные стены пещер, на которых были нарисованы изящные и причудливые картины, описывающие события прошлого. Легендарный герои на своих легендарных грифонах гордо летали и бились с противником, будь то другой грифон или дракон.

— «Крюкохвост жертвует собою, что его всадник, Ханеил убил дракона Корнхартера. Фреска в цвете» — проговорил Айдан вслух, осматривая искусство на стене. Название этой картины причудливо красовалось внизу, в некоем подобии торжественной рамки. Алое зарево горело в небе, чёрный дракон придавил своим массивным хвостом грифона с тёмно-серым оперением, а эльф в это время уже вонзал свой клинок в череп ящеру. Следуя дальше, задерживаясь на каждой фреске не более чем на десять минут, Айдан вышел к любопытнейшей картине.

— «Мартин Златопёрый. Герой Кинхарта и Карден-Холла. Грифоний наездник. Его грифон: «Солнце», имел золотой окрас, и перья его были подобны золоту. Мартин носил эти перья как амулет, когда его Солнце погиб под Кинхартом, спасая будущую жену Мартина, Лару» — челюсть Айдана ударилась об каменный пол, как только он увидел это. Золотыми и алыми красками был нарисован Мартин, поднимающий меч к небу, на поле битвы, которое было усеяно мечами и телами, а справа от него, верхом на огромном грифоне золотого и белого окраса восседала красавица Лара.

— Вот и я пошёл по твоим стопам. — прошептал Айдан, пальцем проведя по фреске, в том, месте, где был изображен Мартин. Затем аккуратно провёл указательным пальцем по светлой краске, что изображали волосы Лары

«Тот, кто рисовал её, хорошо знал Мартина, но, по всей видимости, вообще не знал Лару» подумал Айдан