Падение Парижа

– Я не думаю, чтобы кто-нибудь отнесся серьезно к вашим словам. В тюрьмах тридцать четыре тысячи коммунистов. Освободите прежде всего арестованных! И уйдите. Передайте власть народу.

– Власть не передают, это не пакет! (Тесса вспылил, но тотчас совладал с собой.) Мы подчиняемся конституции. Пока парламент не откажет нам в доверии, мы не можем уйти. Что касается освобождения арестованных, я лично не возражаю. Боюсь только, что это неосуществимо: социалисты против. Серроль вчера мне сказал, что он отказывается перевести коммунистов на политический режим. А когда я ему намекнул, что теперь необходимо национальное объединение, он ответил: «Пусть коммунисты разоружатся первые…» Видишь, какая сложная ситуация! А правые только и ждут случая, чтобы накинуться… Если мы освободим коммунистов, правительство полетит при первом голосовании.

Дениз была измучена. Все последние дни она разговаривала с солдатами; слушала страшные рассказы о предательстве и малодушии. Человеческое горе вместе с потоками беженцев затопило Париж. А полиция продолжала хватать коммунистов. Вчера взяли хохотушку Люси. Дениз с ней работала прежде на заводе. Люси арестовали на улице. Дома остался грудной ребенок; она кричала, требовала, чтобы заехали за ребенком. Полицейские отвечали: «Не наше дело…» Мишо был на севере, в окруженной армии. Последние письма Дениз получила в мае – до боев. И теперь нервы не выдержали – она заплакала.

Тесса расчувствовался, забыл про Фуже, про свои планы. Перед ним дочь, Дениз! Как она похудела! Видно, что ей плохо живется. Наверно, скрывается, каждую ночь ждет ареста… И он ласково сказал:

– Бедная девчурка!

Это привело в себя Дениз. Она изумленно поглядела на него.

– Вы никогда не поймете, отчего я плачу. Ужасно, что вы – мой отец, что мы оба говорим по-французски, что нас может убить одна бомба!.. Не понимаете? Невыносимо чувствовать связь с вами…

– А я никогда не переставал чувствовать, что ты моя дочь… (Он прошелся по комнате; вспомнил – надо ее уговорить.) Дениз, оставим партийные раздоры! Ты должна помочь мне… Я хочу спасти Францию, и вот, ради Франции…

– Замолчите! Прежде вы говорили – «ради матери». А Франция… Франция…

Не договорила, вспомнила беженцев, солдат; слезы сжали горло. И, боясь, что Тесса снова увидит ее слабость, она выбежала.

Тесса в раздражении подумал – святая!.. Конечно, Люсьен – подлец, но он человечней… А эта сама не живет и не хочет, чтобы другие жили!.. Истеричка!

Он отправился к Бодуэну: поговорить насчет миссии Кота. Бодуэн отвечал уклончиво; перевел разговор на Италию – пора наконец-то пойти на уступки, отдать Джибути, может быть, кусок Туниса, нажать на англичан – пускай и они чем-нибудь поступятся, например Мальтой. Муссолини готов разговаривать; но необходимо отправить в Рим подходящего человека, Лаваля или Бретейля…

Тесса позвонил Фуже:

– Я боюсь, что ты меня плохо понял. Мы можем отправить тебя или Кота с каким-нибудь туманным поручением… Например, переговоры о компенсации за галицийские промыслы… Или о покупке леса… А ты пощупаешь… Эффект за границей будет тот же, причем мы не берем на себя никаких обязательств. Правым мы скажем: «У нас в Москве даже нет посла…» Бретейль не сможет придраться. Тем паче что мы начинаем серьезные переговоры с Муссолини. Англичане обещали освободить итальянские суда от контроля. Это уже победа! Ты меня слышишь?..

Ответа не последовало: Фуже в ярости швырнул трубку.

План не удался. Чтобы утешиться, Тесса поехал за город. Был чудесный день. Цвели сирень, жасмин, глицинии. Все благоухало. И Тесса умилился: весна наперекор всему.

Возвращаясь, он увидел в Венсенском лесу солдат; они рыли противотанковые рвы. Тесса поздоровался с ними и бодро сказал:

– Да, Парижа им не видать! Париж будет защищаться, как лев.

21

Это был крохотный город, похожий на все города Пикардии: площадь, а от нее длинная улица с кирпичными низкими домами. Площадь украшала ратуша шестнадцатого века. На башенке был золотой лев. Рядом с ратушей находились гостиница «Белая лошадь», два кафе и универсальный магазин.