Падение Рыжего Орка

— У тебя мозги проснулись, — Варя вручила ему чашку с бульоном, когда он устроился в постели. И, пользуясь тем, что рот у него был занят, произнесла целую речь. На тему того, что взрослый человек, живущий в крупном мегаполисе, где нет ни малейших проблем получить квалифицированную медицинскую помощь, и умудривший довести себя до такого плачевного состояния здоровья, квалифицируется как идиот. Тихон не спорил, увлеченно хлебал бульон. Потом принялся за морс. Потом выдохнул сыто.

— Спасибо. Очень вкусно.

— На здоровье. Ты меня слушал?

— А Васька слушает да ест.

— Слушай, ты, Васька… Почему ты не позвонил хотя бы мне? Или Славе? Матери? Ради чего ты три дня лежал с высоченной температурой, когда можно было «скорую» вызвать?!

— По кочану, — ответил он хмуро. — Я не привык просить. Сам справляюсь.

— Сам? — прищурилась Варя. — Самец, значит?

— Самец, — кивнул Тин. — По-другому не умею. Да и вообще… Обычно само проходит.

— Само?! Ты знаешь, какие бывают осложнения после гнойной ангины, если ее не лечить? Вплоть до летального исхода!

— Да ладно, — фыркнул он. — От ангины не умирают.

— Тихон, тебе сколько лет?! — Варя вдохнула полной грудью. — Ведешь себя как ребенок! Выпороть бы тебя!

— Давай отложим все нововведения в нашу сексуальную жизнь на пару дней, а?

— ТИХОН!!!

— Не кричи так, — поморщился Тин. — Я все осознал.

— Что ты осознал?

— Что был неправ.

— Нет, ты был не «неправ». Ты свалял конкретного дурака, Тихон!

— Хорошо, — покладисто согласился Тин. Зевнул. — Как скажешь.

Тут Варю вдруг осенило. Как именно он умудрился организовать себе ангину. Это его про… фуканное пальто!

— Ты сколько без пальто шел после дня рождения?

— Немного, — пожал плечами. — Квартал.

— Дебииил. Тиша, ты…

— Ну, хватит уже! Я все понял!

— Понял он! — фыркнула Варя. — А скажи мне, герой-одиночка, часы-то хорошие были? Не жалко?

— Хорошие. Да и ладно. На другие заработаю.

Он заработает. В этом сомнений нет.

— Слушай, меня что-то срубает капитально, — продолжил, зевая, Тин. — Я эти дни не спал толком — так, то ли забытье какое-то, то ли бред.

— Идиот, — пропела Варя. — Вот ты кто. Спи.

— Вааарь… — окликнул он ее, когда Варвара встала с постели. — А ты не уйдешь?

Вообще-то уже вечер. Который еще чуть-чуть — и станет поздним. И надо бы домой. Завтра на работу и все такое. Но что-то в его голосе заставило ее ответить иначе.

— Конечно, не уйду. Спи.

И он заснул.

Варя вымыла посуду. Загрузила стиральную машину снятым постельным бельем. Выпила чаю с печеньем. Заглянула в комнату, потрогала своему подопечному лоб. Температура нормальная, спит сном младенца. И Варя, не зная чем себя еще занять, пошла рассматривать квартиру — раньше как-то не до того бывало, да и Тин вечно под ногами мешался.

Наверняка, у него кто-то убирается — при его ритме жизни самостоятельно поддерживать такой идеальный порядок невозможно. Или Тихий просто законченный педант.

Недолго поборовшись с собственным хорошим воспитанием, Варя отодвигает в сторону зеркальную дверь огромного встроенного шкафа. В конце концов, она сегодня сюда уже заглядывала — когда искала чистое постельное белье. Педант, теперь совершенно точно видно, педант. Все разложено по полкам, коробкам, развешано по вешалкам. Аккуратно. Как в магазине, блин! И лишь одна полка — пустая. Почти.

Варя осторожно протягивает руку. И достает с полки белую стеклянную розу с отколотым лепестком. Долго смотрит на цветок, сотворенный руками Егора Берковича. А потом обращает внимание на остальные предметы на этой полочке — третьей сверху. Рамка с фотографией — изображением вниз. Но оказалось, что это не фото, а портрет. Нарисованный. Портрет Тихона — узнаваемый, но все равно техника какая-то странная. Неуловимо знакомая, но странная. Варя снова переворачивает портрет. На обороте старательно, каллиграфически выведено: «Брату Тихону от сестры Софии». И дата. Его последний день рождения.

Он говорил о сестре Лизе. Значит, есть еще и сестра София. И дед — конструктор танков. И… И, видимо, кое-что еще. Много чего еще.

Еще на полке лежит светло-голубая атласная коробочка. В такой обычно продают недорогие ювелирные украшения. Варе почему-то страшно брать ее в руки. И открывать. Нет, нельзя лезть в чужие секреты. И так уже…

Пальцы снимают светло-голубую крышечку. Под ней, на белом атласе, лежит серебряная цепочка. И крестик.

Варя поспешно закрывает коробочку, ставит на место. Закрывает шкаф. И идет на кухню, ставить чайник и пить еще чай.

Вот уже девять вечера. Вот уже половина десятого. Наверное, надо уходить по-английски. И, едва она пришла к этому выводу, из спальни раздалось негромкое: «Варя…»

— Ты как? — привычно уже трогая лоб. Нет температуры. Замечательно.

— Человеком себя чувствую. Наконец-то.

— Вот, знаешь, всех этих страданий можно было спокойно избежать, если бы ты…

— Варя, хорош меня пилить!

— Ладно, отложу до лучших времен, — согласилась Варвара. — Тиш, мне домой пора.

— Погоди…

И вдруг тянет ее за руку. Почти насильно сажает на постель, рядом с собой. Утыкается носом ей в плечо. А потом выдает на ухо то, что кажется ей сущим бредом. Галлюцинацией.