Падение Рыжего Орка

В ответ Тихий вполне убедительно изобразил хрюканье, за что схлопотал ладонью по плечу, охнул и получил еще одну порцию уже более острожных объятий. А потом брат и сестра Тихие наконец-то расцепились.

— Нина, это Николай Самойлов. Сын хирурга, который меня оперировал. Николай, это моя старшая сестра Нина.

Ник на всякий случай снова встал.

— Здравствуйте, Нина, — произнес Коля с некоторой опаской. И его опасения подтвердились. Если кому-то рассказать, что его обняли и прижали к весьма пышной груди так, что у него в позвоночнике что-то хрустнуло — никто же не поверит! А потом Нина его еще и поцеловала — в щеку.

— Спасибо, Коленька! — Николай настолько опешил, что на «Коленьку» уже не среагировал. — Папа рассказал, что если бы не ты — Тишка бы рано или поздно… — Нина вздохнула, всхлипнула, посопела, еще раз вздохнула. — Бестолочь он у нас. Хорошо, что ему попался такой человек как ты!

Нику оставалось только пытаться держать глазные яблоки в пределах глазниц, а рот не настежь распахнутым. Вот это семейка! Совсем не так Николай представлял себе визит к Тихону Тихому.

— Добрейшего дня, Глеб Николаевич!

Заведующий оторвался от бумаг и поднял голову.

— А, Аристарх Петрович. День добрый.

Отец Аристарх прошел в кабинет. В руках него, помимо почти привычного чемоданчика с обрядовыми принадлежностями, был еще пакет.

— Вы сегодня завтракали, Глеб Николаевич? Только честно.

Самойлов неожиданно усмехнулся.

— Как на духу вам отвечаю, отец Аристарх. Не успел. Дежурство сумасшедшее.

— Так я и думал, — Тихий пристроил пакет на стол. — А не дело это. Серафима Андреевна вам тут передала. С капустой, с картошкой, с яблоками. С вишней, правда, Тишка все выудил.

А потом они пили чай с пирогами и беседовали. Степенно и обстоятельно. Один — врачеватель тел, другой — душ. И Глеб Николаевич в который раз удивлялся тому, что в присутствии Аристарха Петровича его собственный телефон молчит. И в кабинет никто не заглядывает. Ну чудеса же?

— Глеб Николаевич, вы по совести мне скажите — не мешаю я вам? Так уж вышло, что когда позвонили тогда из больницы — я сразу со службы, как был, сюда приехал спешно. А люди, знаете — реагируют на рясу. Я привык, всегда готов. Но заведение тут государственное, а государство у нас светское. Вы в отделении — главный. Если мои визиты вашим пациентам мешают — скажите.

— Будут мешать — скажу, — кивнул Самойлов. — Пока только пользу вижу. Восьмая палата у меня вашими стараниями вообще преобразилась. Как смогли убедить — поделитесь секретом?

— У вас свое мастерство, у меня — свое, — отец Аристарх улыбнулся и отпил еще чаю. — Главное, что дело общее делаем.

— Угу, — немного рассеянно кивнул заведующий. А потом все-таки спросил о том, что немного беспокоило. — А я думал, раз вы тут — проповедовать начнете.

— Зачем? — искренне удивился отец Аристарх. — Для этого храм есть.

— Ну а как же… людей к Богу приводить?

— Мне кажется, вы неверно понимаете иерархию, Глеб Николаевич. Я не привожу людей к Богу. На это способен только сам человек. Я могу только помочь.

Заведующий решил не вдаваться в теологический диспут и вместо этого они еще поговорили — про дела отделения, коллекцию подстаканников и пироги от матушки Серафимы, которые, и в самом деле, выше всяческих похвал.

_____________

Собранная сумка стояла у дверей палаты. Стараниями Роси были приготовлены и розданы подарки — Валентине Матвеевне, обеспечивавшей комфорт во время пребывания Тина в отделении, постовым и процедурным сестричкам, анестезиологу и физиотерапевту. Остался один человек, которого Тихон должен отблагодарить лично. Именно поэтому Тин стоял уже полчаса у поста, развлекал медсестер байками и уже порядком утомился — и языком работать, и слушать их хихиканье. А заведующий все задерживался в операционной.

Девчонки вдруг резко перестали хихикать и принялись с деловитым видом шуршать бумажками. Тихон обернулся. Стеклянные двери в отделение заполнила знакомая медведеподобная фигура. И пока Глеб Николаевич шел к ним по коридору, Тин словно другими глазами увидел Вариного отца. Усталость читалась в каждом движении. В медленной походке. В том, как опущена голова. Как он на ходу растирал запястья. И Тихон впервые задумался, из чего состоят дни Глеба Николаевича. Или его сына. Или… дочери. Для Тина операция стала событием, перевернувшим жизнь. А для таких, как Варин отец — это каждодневная работа. И сейчас Тин отчетливо осознал, как она тяжела. Мысль показалась ему крайне важной, но он решил додумать ее потом. А сейчас…

— Здравствуйте, Глеб Николаевич.

— Приветствую, — кивнул Самойлов и обратился к медсестре. — Мариша, меня искал кто?

— Синицын вас искал! — тут же затараторила постовая. — Просил обязательно ему позвонить.

— Ясно. Выписку отдали? — заведующий кивнул в сторону Тихона.

— Да, — дружно отрапортовали обе медсестры как по команде.

— Ну все тогда, — Глеб Николаевич обернулся, наконец, всем корпусом к Тихону. — Я там расписал подробно, да и вчера мы вроде все проговорили. Ступай и не греши больше.

Медсестры хихикнули — снова на диво слаженно.

— Глеб Николаевич, на два слова можно?