Читаем Падение с яблони полностью

Падение с яблони

Был конец июля или август, не помню. Была огромная луна. Воздух, сладкий, с ароматом абрикосов, звенел своей ночной музыкой – птицами, сверчками и прочей тварью типа комаров. Свежестью дышал лиман. Запах свинарника уходил стороной, в поля колхоза имени Ленина.

Наступавшая ночь к чему-то располагала. Позарез чего-то хотелось – совершенно неясно чего!

Поэтому, наверно, мы и толпились возле пионерского лагеря.

Давно протрубили отбой, а мы, человек восемь, переминались с ноги на ногу, курили и скалили зубы без всякой причины.

Вдруг из лагеря, перемахнув забор, выскочил Валька Костров:

– Пацаны, кто хочет бабу?!

Никто и бровью не повел. Будто все вдруг оглохли.

Костер старше меня на два года. Ему уже семнадцать. Живет он в Таганроге, но каждое лето проводит здесь, в Дарагановке, у своей бабки. Среди нас он самый наглый. И язык у него подвешен что надо.

Наша реакция его ничуть не смутила. Он повторил:

– Я не шучу. Я тока что договорился с вожатой. Ей двадцать два! Это не ссыкуха какая-нибудь, это жен-щи-на! Ну что, пацаны, нет смелых? Что? В Дарагановке нет мужиков?..

Тут уж я не вытерпел:

– А чего ж ты сам не идешь, мужик?

Костер выкрутился на ходу:

– Да я бы и не предлагал вам!.. Но меня ждет Ленка. А с этой я договорился так просто, по пути. Побеспокоился за вас, баранов. Но вижу, что зря…

О его мифической Леночке я уже слышал. Я и сам люблю приврать. А вруны почему-то недолюбливают друг друга.

Скорее всего, Костер просто ошивался под окнами спального корпуса. А когда вожатая турнула его оттуда, он зацепился с ней языком. Прикинулся донжуаном, потому что было темно, а она торчала в окошке и он в любую минуту мог дать деру. Но она неожиданно согласилась и еще сказала что-нибудь типа: «Ну посмотрим сейчас, каков ты молодец!» Тут у него затряслись коленки. И чтобы хоть как-то оправдать собственное малодушие, решил найти дурака и сыграть с ним шутку.

И было удивительно, что все ему поверили. Однако внешне толпа не сдавалась. Кто-то уже зевнул, делая вид, что умирает со скуки, кто-то стал насвистывать и поглядывать на часы.

Костер позабыл о своей Ленке и принялся уламывать меня.

– Ну, Соболь, давай! Она ждет! Она уже на киноплощадке! Женщина! Скажет, что в Дарагановке живут одни писюны и ссыкуны! Ну, Леха, не позорь деревню!

И я рванул. Почему-то взял и рванул. Перемахнул через забор и зафитилил на киноплощадку.

Луна была очень яркой, освещала все до кустика. Так что, когда я увидел под акацией женскую фигуру – фигуру взрослой женщины! – я понял, что и сам у нее на виду. Это меня вмиг отрезвило.

Ноги мои вдруг окаменели, и тело скукожилось. Я почувствовал себя дураком и решил обойти ее стороной под видом случайного прохожего. Но женская фигура уже вышла навстречу. И я услышал упрек:

– Хороший ты кавалер, заставляешь девушку ждать!

«Ничего себе, девушка!» – подумал я. И хотел сказать: «Извините, тетенька, я здесь случайно…» Но сказал:

– Извини, друзья задержали…

И испугался, услышав свой голос. У Костра, по сравнению с моим голоском, был настоящий бас. Но убегать было поздно. Я понял, что окончательно влип. И, собрав последнее мужество, решил сыграть. В конце концов, она была одна без физрука.

Она замерла и внимательно посмотрела на меня. Даже голову набок склонила. Очень долго смотрела. Я чуть под землю не ушел от этого осмотра. Затем спросила настороженно:

– Это ты сейчас был под окном?

«Под каким окном?» – хотел я покончить с комедией. Но неожиданно испугался, что потеряю нечто такое, чего еще не знаю. И сгустил тембр.

– Ну, конечно, кто же еще!

– Стра-анно, – протянула она.

И зашла со стороны, чтобы лучше разглядеть мою харю.

Я сунул руки в карманы, достал сигареты, спички и без всяких церемоний закурил. И при этом еще осветил ее личико.

Она задула спичку и немного успокоилась.

– Ну что, успокоилась? – спросил я.

– По-моему, голос у тебя был другой, – ответила она.

– Главное, что морда все та же, – сказал я.

Она округлила глаза. Я понял, что захожу не в ту степь. И стал выруливать:

– Понимаешь, у меня голоса меняются в зависимости от настроения… Тогда было одно настроение, сейчас другое. Тогда я переживал, что ты не выйдешь, и голос был взволнованный, грубый. А сейчас вот радуюсь, и голос поэтому как колокольчик…

– Ага, и произношение стало другим?

– Конечно. А что ты имеешь в виду?

– А то, что стал похож на городского мальчика.

– А разве я тебе говорил, что я деревенский?

– А ты хоть помнишь, о чем мы говорили?

– Уже забыл. Меня в детстве роняли. С тех пор, что не нужно, я все забываю.

– Так-так!..

Она улыбнулась, оценив мою находчивость. Потом опять насторожилась и проявила совершенно непонятное упрямство.

– Нет, это был не ты. Тот был постарше. Ты уж совсем ребенок!

Последние слова меня больно задели. Хотелось быть кем угодно, хоть чертом, только не ребенком.

– В таком случае, – сказал я, – ты имеешь дело с оборотнем.

– Как тебя зовут? – неожиданно спросила она.