Падение Стоуна

Однако он меня удивил. С промышленниками говорить тяжело, эти всего добившиеся своими силами люди, для которых промышленность все, считают, будто беседы для слабых. Они презирают банкиров в целом за то, что те ничего не привносят в общество, и за то, что они паразитируют на их предприятиях. Либо подобные Уилкинсону их подавляют, либо они чересчур агрессивно проявляют свое презрение. Стоун не принадлежал ни к первым, ни ко вторым. Держался он мягко, словно бы я делал ему одолжение. Долгое время разговор шел о чем угодно, кроме причины нашей встречи.

— Так вы планируете поехать в Париж? — наконец спросил он, хотя я обмолвился о своем желании осмотреть достопримечательности.

— Через неделю или около того, если все пойдет хорошо.

— А «Барингс»? Банк не расстроен, что приходится отпустить столь многообещающего служащего?

— Банк как будто вполне готов стойко снести утрату, — ответил я с оттенком легкой горечи. Когда я сказал о моем решении в «Барингсе», там только кивнули и приняли мое прошение об отставке. Даже не попросили объяснений, не говоря уже о попытках меня разубедить.

— Понимаю. На деле их нельзя винить. Защищать Империю — занятие, достойное восхищения, но заниматься этим в оплаченное «Барингсом» время — совсем иное дело. Не судите их слишком сурово. В банковском деле нет места для индивидуальности. Даже Ривлсток полагает, что инициатива и отвага должны быть исключительно его привилегиями. И это большая ошибка с его стороны. Полагаю, он обо мне столь же невысокого мнения.

— Могу я спросить почему?

— О, он считает меня выскочкой. — Стоун произнес это со слабой улыбкой, но не стремился создать впечатление, что от того Ривлсток меньше достоин презрения. Скорее он сообщил это совершенно нейтрально, даже если в мнении председателя «Барингса» был резон. — Ничего личного, сами понимаете. Но он считает, я не понимаю смысла денег.

— А вы, по-вашему, понимаете?

— Думаю, я понимаю людей, и Ривлсток слишком часто рискует. На этом он заработал очень много, а потому расхрабрился и хочет заработать еще больше. Он считает себя непогрешимым, а это предвещает крах — рано или поздно. Гордыня, знаете ли, может уничтожить и банкира, а не только древнегреческого героя.

Рядом с человеком, критикующим лорда Ривлстока, всем миром признанного величайшим банкиром в истории, мне стало немного не по себе.

— Он, несомненно, величайший реформатор банковского дела нашего времени, — сказал я.

— Он величайший игрок, — кисло отозвался Стоун. — И пока ему сопутствовало величайшее везенье.

Я попытался сменить тему.

— А лояльность, — заметил Стоун. — Недурное качество. Но вполне возможно быть одновременно и лояльным, и критически настроенным. По сути, на этих двух качествах я настаиваю. Подхалим — наихудшее из зол в любой организации. Я ни разу не увольнял никого за то, что он со мной не согласился. Я уволил нескольких за готовность согласиться, когда они доподлинно знали, что я не прав.

— Раз уж мы коснулись этой темы, какая именно роль отведена мне? — спросил я несколько раздраженно. — Рискую ли я быть отозванным назад в Англию, если в чем-то буду с вами согласен?

— Я вообще никаких полномочий иметь не буду, — хладнокровно ответил он. — Вы будете работать не на меня, а на мистера Уилкинсона. Я лишь предоставлю вам средства. В порядке эксперимента. Вполне очевидно, что если мистер Уилкинсон решит, что эксперимент провалился, или если расходов на него будет больше, чем пользы, тогда нам придется все пересмотреть.

— Почему вы предоставляете капитал? Это очень большие суммы.

— Не такие уж большие, — сказал он. — И это деньги, от которых я не обеднею. Ваш подход показался мне интересным, и мне претит дилетантство, где бы я с ним ни столкнулся. Я почти считаю своим долгом его устранять. А если не долгом, то хобби.

— Дорогостоящее хобби.

Он пожал плечами.

— Настолько дорогостоящее, что я не вполне вам верю.

— Тогда назовите меня патриотом.

— Я мало что знаю про ваши компании, мистер Стоун. Подобное вне моей компетенции. Но помнится, я читал, что вы поставляли оружие всем до единого противникам, с какими могут столкнуться наши армия и флот. Это действия патриота?

Замечание было оскорбительным и было сделано намеренно. Мне нужно было выяснить, во что я пускаюсь.

— Не моих компаний задача — укреплять безопасность Британии, а долг Британии — обезопасить мои компании. Вы понимаете превратно, — негромко сказал он. — Задача компании умножать капитал. Это ее альфа и омега, и глупо и сентиментально применять к ней мораль, не говоря уже о патриотизме.

— Мораль должна быть применима ко всему. Даже к деланию денег.

— Странное заявление из уст банкира, если позволите. И это не так. Мораль применима только к людям. Не к животным, и еще менее к машинам.

— Но вы человек, — указал я, — вы производите оружие, которое продаете любому, кто хочет его купить.