Главной проблемой являлся не Роже (хотя понятие «абсолютная надежность» к нему было неприменимо), а его жена и несколько детей, чьи потребности сильно превосходили способности бедолаги их прокормить. Коробка с деньгами на мелкие расходы «Таймс» постоянно подвергалась набегам — сначала Барклая и позднее меня самого в отчаянной попытке выдворить несчастную из конторы, куда она являлась, когда считала, что до голодной смерти остается всего несколько часов. Роже относился к этому на удивление беспечно. Обязанности семейной жизни, по его мнению, не подразумевали, что он обязан семью кормить.
Озарением с моей стороны было решить проблему, наняв в помощники сына и тем самым гарантировав поступление дохода в руки матери, чтобы денежный поток не отводился бы на утоление жажды отца, а заодно я заручился услугами одного из самых полезных людей, кого когда-либо знал.
Мне несвойственно тратить время на описания характера шестнадцатилетних подростков, но поскольку молодой Жюль теперь влиятельная фигура во Франции и поскольку я с гордостью могу претендовать на то, что сделал его таким, думаю, стоит ненадолго отвлечься на надлежащий рассказ о нем.
Как я и говорил, он был старшим сыном в бедной семье, с отцом ленивым пьяницей дружелюбного нрава, и матерью, суетливым комком нервов, которая жила в вечном мареве кризиса и отчаяния. В одной комнатушке ютились родители и пятеро детей, некоторые из них были самыми плохо воспитанными и омерзительными младенцами, каких я только встречал. Что они не закончили свою жизнь в тюрьме или хуже того, они обязаны главным образом трудам Жюля, который взял на себя тяготы родительства, по праву принадлежавшие другим. На деле к двенадцати годам он был закоренелым преступником, экспертом по части краж овощей и фруктов с рыночных прилавков, молока из молочных, сосисок и мяса из фургонов поставщиков, одежды из магазинов. Также он совершенствовался в карманничестве, пока я не убедил его, что эта карьера не слишком разумна.
— Риск чересчур велик, а прибыль не поддается подсчету, — строго сказал я, грозя ему моим бумажником. — И, как я понимаю, наказание во Франции за подобную деятельность исключительно сурово. Ты слишком молод, чтобы следующие несколько лет провести в тюрьме. Ее вообще лучше избегать.
Он не вполне понимал, как расценивать мои замечания: в конце-то концов, я поймал его руку у себя в кармане и крепко сжал запястье, чтобы он не сбежал. Он пискнул от боли, стараясь вывернуться и привлекая взгляды прохожих на рю де Ришелье, по которой я возвращался с ленча. Я подождал, пока он поймет, что от меня не освободиться, и не успокоится.
— Хорошо, — сказал я, когда трепыхания стихли. — Насколько я разбираюсь в подобных вещах, никогда, никогда не следует работать в одиночку, тебе требуется кто-то, кто бы отвлекал внимание лица, чьим бумажником ты восхищаешься. Во-вторых, неразумно красть у джентльмена: джентльмены гораздо нелюбезнее и более склонны к насилию, чем простой рабочий люд, и не помешкают вызвать полицию. Собственностью владеет только тот, кто умеет эту собственность сохранить. В третьих, как и большинство хорошо одетых людей, я держу в бумажнике очень немного наличных денег, а гораздо больше — в банке. Если хочешь серьезный куш, предлагаю тебе обратить свое внимание вон туда.
Я махнул ему за спину на фасад «Креди Лионэ», едва видимый на бульваре позади нас.
Он таращился на меня со все возрастающим сомнением и начал опасливо переминаться с ноги на ногу.
— Ты голоден? У тебя изможденный вид. Возможно, ты крал, чтобы купить себе сносный обед?
— Нет, — презрительно отозвался он. — Я хочу сказать, я голоден, но…
— В таком случае, молодой человек, позволь предложить тебе добрую миску супа и хлеб. Содержимое этого бумажника почти уже было твоим, и, на мой взгляд, такая близость к триумфу не должна остаться без возмещения.
Он посмотрел на меня прищурясь, но не возразил, когда я повел его — все еще очень крепко держа за запястье — вверх по лестнице в bouillon
[7]на противоположной стороне улицы.Свободных мест там было немного, но мы без труда получили столик в уголке, где я усадил мальчишку спиной к стене, чтобы он не смог сорваться, едва представится шанс. Я заказал ему большую миску лукового супа, хлеб и воду и с удовлетворением смотрел, как он ест.
— Надеюсь, все это заставит тебя понять, что я не намерен звать полицию, не собираюсь даже сообщать о твоих занятиях отцу. Хочешь стать таким, как он, когда вырастешь? — мягко спросил я.
Он поглядел на меня с мудростью и печалью превыше своих лет.
— Нет, — ответил он с толикой стали в голосе. — И не стану.
Пока он ел свой суп, я размышлял. Он был очень голоден и ел с шумом и жаром; предложение второй миски было встречено с пылом. Удивительно, сколь многое можно узнать о человеке за короткое время и несколько слов. Мальчишка был храбрым и дерзким. Он знал, что такое верность, пусть даже предмет ее подобного не заслуживал. Он был готов взять на себя ответственность, действовать там, где другие, возможно, сдались бы и приняли свою участь.