Воздух задрожал от колдовского шепота. В глазах вспыхнуло пламя Гнозиса. Замерцали Стражи. Почти разом члены Кворума заняли оборонительную позицию. Пыль и щебень поползли по пристани.
Симас обмяк, как котенок, его белая голова запрокинулась. Шрайя душил его.
— Отпусти его! — крикнул Ятискерес, отступая назад вместе с остальными.
Майтанет заговорил так, словно учил их убивать кроликов.
— Если сдавить вот здесь,— сказал он и встряхнул старика, будто хотел подчеркнуть свои слова,— эти твари совершенно теряют силу.
— Отпусти...
— Отпусти его!
— Что это за безумие? — воскликнул Наутцера.
Только он один не поставил защиту и не пятился вместе с остальными по причалу. Он встал между шрайей и своими собратьями, словно прикрывал их.
— А если ты подождешь,— продолжал Майтанет, глядя прямо на Наутцеру,— если ты подождешь, то раскроется его истинное лицо.
Старый колдун задыхался. Но в его движениях было что-то странное. Что-то не старческое. Что-то не...
— Он же убьет его!
— Молчать! — рявкнул Наутцера.
— Мы узнали об этом, допрашивая остальных тварей,— сказал Майтанет, и раскаты его голоса заставили всех умолкнуть.— Это случайность, аномалия, которую, по счастью, ее создатели не сумели устранить.
Что «это»?
— О чем ты говоришь? — воскликнул Наутцера.
Тварь, называвшая себя Симасом, затрясла слабыми конечностями и завыла на сотню безумных голосов. Майтанет расставил ноги, покачиваясь, как рыбак, когда он держит дергающуюся акулу. Наутцера попятился и поднял руки в оберегающем знаке. С жалким ужасом он смотрел, как знакомое лицо раскрылось и выпустило вверх кривые щупальца.
— Шпион-оборотень, к тому же умеющий колдовать,— скривившись от напряжения, сказал шрайя Тысячи Храмов.— Оборотень, имеющий душу.
И великий старый чародей понял то, что знал всегда.
Весна, 4112 год Бивня, Шайме
Восторженные песни звенели, перекрывая топот несущихся галопом лошадей. Кто-то свистнул протяжно и громко. Пройас придержал лошадь, остановился перед своими рыцарями. С бессмыс-
ленным лицом и сжавшимся сердцем он ошеломленно смотрел на восточный горизонт.
Поначалу он боролся с ужасающим ощущением банальности. Уже много дней их цель лежала прямо за горизонтом. Незримая, она казалась одновременно темной и золотой. Ее святость ужасала, он должен был упасть ниц перед ней. Но теперь...
Теперь он не собирался падать. Ему вообще не хотелось ничего, кроме как дышать и смотреть. Когда он глядел на своих соратников, Людей Бивня, те казались ему наемниками, оценивающими добычу, или голодными волками перед стадом. Или так и бывает, когда мечты встречаются с реальностью? При виде великого города на горизонте он ощутил лишь привычное изумление. Он всегда испытывал это чувство, глядя издалека на лабиринт стен и человеческих жизней, куда вскоре предстояло погрузиться. И более ничего.
Слезы потекли прежде, чем пришла боль. Пройас поднял руку стереть их и удивился длине и жесткости своей бороды. Где Ксинем? Он же обещал описать ему...
Его плечи вздрогнули от немых рыданий. Небо и город закружились в мелькании солнечных лучей. Он вцепился в железную луку седла. Большим пальцем нащупал привязанную флягу.
Наконец он справился со слезами и огляделся по сторонам. Он слышал и видел, как плачут остальные. Дочерна загорелые мужчины срывали с себя рубахи и, раскинув руки, падали в траву. Они рыдали, глядя на город, словно от ненависти к жестокому отцу.
— Милосерднейший Бог Богов,— начал кто-то за спиной у Пройаса,— Тот, который ходит меж нами... бесчисленны Твои святые имена.
Слова звучали гулко и гортанно, становились все более неотвратимыми и благоуханными, пока всадник за всадником присоединялись к молитве. Вскоре отовсюду гремел хор хриплых голосов. Они были верны, они пришли с оружием, дабы покончить с долгими годами злодеяний. Они были Людьми Бивня, потерявшими все и сокрушенными. Они смотрели на землю, которой дали множество смертельных клятв... Сколько же братьев? Сколько сыновей и отцов?
— Да насытит Твой хлеб наш ежедневный голод... Пройас присоединился к молитве, хотя понял причину своего
смятения: они — мечи Воина-Пророка, а это город Айнри Сейена. Ход сделан, правила изменились. Келлхус и Кругораспятие изменили все прежние точки зрения и цели. И вот они, свидетели прошлого завета, праздновали достижение цели, превратившейся в промежуточную остановку...
И никто из них не знал, что это значит.
— Суди же нас не по нашим проступкам... Шайме.
— Но по нашим стремлениям... Шайме, наконец-то.
Если этот город не был святым раньше, подумал Пройас, то Ксинем и все бесчисленные павшие сделали его таковым. Дороги назад нет.
Айноны Мозероту рассыпались по невысоким холмам, а их палатин, безжалостный Ураньянка, повел Воина-Пророка к лучшей точке обзора. Они вдвоем остановились у стены столь древней, что на ее полуразрушенном гребне проросла трава. Это был один из многочисленных разрушенных мавзолеев, разбросанных по холмам.