Падение Святого города

Перед ними простиралась равнина Шайризора, черная после недавних пожаров, уничтоживших поля и плантации. Река Йеши-маль делила ее пополам, извиваясь, как веревка, между фиолетовыми и розовато-лиловыми предгорьями Бетмуллы. Посреди долины, между двумя выходившими к Менеанору отрогами, стоял великий город. Его мощные белокаменные стены сверкали на солнце. По всему периметру были начертаны огромные глаза, каждый высотой с дерево.

Казалось, что сам город смотрит на воинов.

Шайме. Святой город Последнего Пророка. Наконец-то.

Люди падали на колени, рыдая, как дети, или просто застыли и смотрели, а лица их были пусты.

Имена городов подобны корзинам: когда люди узнают их, они уже набиты мусором и драгоценностями, смешанными в разных

пропорциях. Но порой события опрокидывают их, чтобы наполнить новым грузом. Более весомым. Более мрачным. Таково было имя Шайме.

Они пришли с четырех сторон Эарвы. Они голодали у стен Момемна. Пережили великое кровопролитие Менгедды и Анву-рата. Их ярость очистила Шайгек, они пересекли раскаленные равнины Великого Каратая. Они выдержали чуму, голод и сомнения. Они чуть не убили пророка собственного Бога. Теперь же наконец они приблизились к цели своего мучительного пути.

Для благочестивых и чувствительных это был миг свершения. Но для тех, кого изранили бесконечные испытания, настала пора измерить все. За что они заплатили столькими страданиями? Что возместит их утраты? Это самое место? Этот белоснежный город?

Шайме?

Теперь имя города неуловимо изменилось. Но, как всегда, воины повторяли слова Воина-Пророка. — Это,— как передавали, сказал он,— не ваша цель. Это ваша судьба.

Отряды рыцарей рассыпались по равнине, и постепенно Люди Бивня собирались на холмах. Вскоре все Священное воинство стояло на вершинах и глядело на город.

Там, к югу, находилось святилище Азорея, где Айнри Сейен прочел свою первую проповедь. А еще там был Большой Круг — крепость, возведенная Триамарием II. Ее черные круглые стены выходили к Менеанорскому морю. Справа возносил свои охряные стены и циклопические колонны дворец Мокхаль, древний престол амотейских царей, а полоса, идущая с холмов по Шай-ризорским равнинам, являла собой остатки акведука Скилура, названного по имени самого ненасытного нансурского правителя Амотеу.

И там, на Ютеруме, на священных высотах, стоял первый Храм: большая круглая галерея колонн, отмечавшая место вознесения Последнего Пророка. Направо сверкал золотым куполом над пышной колоннадой страшный Ктесарат — раковая опухоль, которую они пришли иссечь...

Великий храм кишаурим.

Л ишь когда закатное солнце вытянуло их тени до многоглазых стен, они покинули холмы, чтобы разбить лагерь у подножия. Мало кто уснул в ту ночь — таково было их смятение. Таково было их восхищение.

Весна, 4112 год Бивня, Амотеу

«Я уничтожу всех отпрысков Биакси. Сожгу живьем».

Так говорил экзальт-генерал — сам император! Генерала Биакси Сомпаса неотступно преследовали его слова. Способен ли Конфас на такое? Ответ был очевиден: Икурей Конфас способен на все. Достаточно провести день в его обществе, чтобы это понять. Можно вспомнить Мартема. Но решится ли он?

Вот в чем вопрос. Старый Ксерий не решился бы никогда. Он признавал и даже чтил могущество рода Биакси. Уничтожение их вызвало бы возмущение знатных семейств Конгрегации, а то и мятеж. Если из Списков исключают один род, то же самое грозит любому другому.

Кроме того, у Икуреев столько врагов... Конфас не осмелится!

Он осмелится. Сомпас чуял нутром. И более того: другие вельможи будут стоять и смотреть на это. Кто поднимет руку на Льва Кийута? Сейен милосердный, армия слушается его, как пророка!

Нет. Нет. Он поступил верно, он сделал все, что мог... в тех обстоятельствах.

— Мы забрались слишком далеко на восток,— сказал капитан Агнарас по обыкновению мрачно и решительно. «Конечно, идиот! Так и задумано...»

Они скакали уже несколько дней — он сам, его капитан, его чародей и еще одиннадцать кидрухилей. Они по-прежнему называли это «охотой», но все — кроме, может быть, адепта Сайка — понимали, что на самом деле охотятся за ними. Сомпас уж и не помнил, когда они в последний раз встречали другие отряды, хотя находились где-то рядом с ними. Всадники мчались по складчатым предгорьям Бетмуллы, хотя леса стали непролазными, как у Хетантских гор. Солнце клонилось к западу, тепло и свет рассеивались. Кони рысили по мягкой лесной пыли. Сгущавшиеся тени как будто скулили от ужаса.

Сомпас запаниковал. Он понял, что скюльвенд ускользает от него, и разделил поисковые партии на мелкие отряды. Надо закинуть, как он сказал себе, более густую сеть. События стали выходить из-под контроля, когда на тропе под копытами своих коней они увидели мертвые и оскверненные тела кидрухилей. Сомпас послал рыцарей собирать рассеянные отряды, но ни один из них не вернулся. Ощущение опасности усиливалось, как расползается гангренозная сыпь, если ее расчесать. Затем однажды утром — он уже не помнил, сколько дней прошло,— они проснулись и почувствовали беглецами самих себя.

Но откуда он мог знать?