Падшие мальчики

На скамейке у обочины стоит скамейка, изрисованная граффити и заляпанная птичьим дерьмом, рядом находится знак «Автобусная остановка». Отсюда Маршалл уезжал в Мэйтленд — город в часе езды от Джеймсбриджа, — чтобы сходить в кино, а потом и в школу. Он все еще помнил плисовые автобусные кресла и предвкушение фильмов, которые его ждали. Каждый становился дверью в иную, более интересную жизнь, выходом. На этом автобусе он ездил в места, которые и не надеялся увидеть, полные динозавров и космических кораблей с капитанами под командованием Спилберга и Лукаса. Туда, где счастье стоило пять долларов за билет.

На западе загрохотал гром.

Маршалл моргнул.

Католическая школа, куда он ходил ребенком.

Маршалл заметил, что одна из посвященных Ною памятных ленточек запуталась в розовом кусте у кабинета директора. На серебристой скамейке в тени огромного шинуса, под которым он играл в шарики на переменах, сидела старуха.

Он никогда не забывал ее лица.

Маршалл и Клэр решили немного попутешествовать по отдельности, когда поняли, что влюбились. Маршалл еще не готов был оставить приключения и беззаботную жизнь позади. Она отправилась в Ванкувер через Сиэтл, он — во Вьетнам. Они договорились встретиться через месяц. Маршалл тосковал по Клэр: он никогда не думал, что можно скучать по кому-нибудь так сильно. Мечтал коснуться рыжеватых волос.

Почувствовать ее вкус.

Старуха сидела на углу людного рынка в Сайгоне среди отрубленных собачьих лап и свиных ушей. Ее темное лицо блестело от грязи и жира. Мутные глаза затянуло катарактой. Жестянка в ее руке звенела мелочью. Ноги распухли, как мешки с картошкой, и толщиной не уступали торсу старухи. На одной не хватало ступни, другая оканчивалась загнутой крабьей клешней. На шее старухи висела табличка — два слова с ошибками, кое-как выведенные печатными буквами: «АГНТ ОРУНДЖ»[6].

Маршалл пожалел ее, но прошел мимо. Он был молод и упрям. Забота об этой несчастной — не его дело. Он не травил страну военным газом. Это не его вина.

Я просто турист. Никто. Мне самому нужны деньги…

Женщина преследовала его. В старушечьей руке все так же была жестянка, слезы бежали по щекам под сенью огромного шинуса. Ее рыдания и звон монет уносил ветер.

Он моргнул.

Маршалл оказался за кафедрой в церкви, где проходило отпевание Ноя. Вокруг стояли увядшие цветы. Известка на стенах была такой белой, что он видел на ней отпечатки ладоней изнывавших от скуки школьников. Когда-то и он был одним из них.

Нахлынули воспоминания о рождественских службах в этом зале. Зачерствевшие облатки, дамы, что переусердствовали с парфюмом. Маршалл все еще видел перед собой горожан, набившихся в церковь, потеющих при мысли о собственных прегрешениях. Жалобы и славословия. Однажды вентиляторы отключились посреди службы и стало нечем дышать. В рождественском вертепе десятилетний Иосиф упал в обморок. Это была самая интересная рождественская месса в жизни Маршалла. Если память ему не изменяла, тем вечером разразилась буря.

Во сне Маршалл взглянул вниз на опустевшую церковь и спиной почувствовал взгляд распятого Христа.

Эхом звенели слова — речь, которую он произнес в память о Ное. Окна слева оказались широко распахнуты. С кафедры можно было разглядеть могилу его сына.

— Я хочу проснуться.

Скрип вырываемых из дерева гвоздей.

Маршалл представил, как восковой Христос, истощенный, избитый, истекающий кровью, потихоньку сполз с распятия и двинулся к нему рваными, кошмарными прыжками. Стащил покрытые лаком ноги с алтаря.

— Проснись.

В окно Маршалл увидел женщину со ступней-клешней у надгробия Ноя. В лучах опускающегося за горизонт солнца ее одежды горели, осыпались пеплом, обнажая шрамы и новые уродства. Раны, перевязанные колючей проволокой, сотни рубцов, распухших и красных, как изъязвленные рты.

У него за спиной на мраморный пол со звоном посыпались гвозди.

Маршалл обернулся, не в силах совладать с ужасом, и закричал, увидев, как клоун, наблюдавший за смертью Ноя, сползает с креста.

Глава 42

Вода, ледяными каплями окатившая ноги Маршалла, вырвала его из сна.

— Проклятье! — закричал он, дернувшись от шока: Маршалл снова оказался в подвале. Веревки врезались в запястья и лодыжки. Все мышцы свело. — Прочь от меня, урод!

Верни меня в мой кошмар.

Жирный мужчина, стоя спиной к Маршаллу, поливал пол из шланга. Струя переливалась разными цветами. Раздавшаяся талия под пластиковым фартуком, руки как свиные окорока, женственные быстрые движения. Широкие плечи. Только теперь Маршалл понял, кто перед ним: не Напье, а второй мужчина с детской площадки, здоровяк с тонким голосом, задыхавшийся от волнения.

Неуверенный в себе.

— П-п-помогите.

Толстяк резко развернулся, струя описала дугу. Вода брызнула на ноги Маршалла, он увидел усталые слезящиеся глаза. Двойной подбородок.

— Отпустите меня. Я просто уйду. Никому не скажу…

Струя иссякла: мужчина закрыл сопло рукой в резиновой перчатке.

— Ни слова, приятель. Нет. Ты не скажешь мне ничего нового. — Слова он произносил так же неловко, как и двигался.

Ты, похоже, не в себе, друг.