Падшие мальчики

— Это был один из самых трудных дней в нашей жизни. Как для родителей, я хочу сказать. Мы оставили тебя с одним из учителей, хотя ты кричал и плакал, и чувствовали себя предателями. Но иногда мамам и папам приходится делать такие вещи. Делать больно тому, кого любишь.

Маршалл закашлялся. Он чувствовал во рту горькую, липкую кровь. Инфекцию.

— Когда мы ехали тебя забирать, мы словно шли на казнь, чувствовали себя ужасно. Оказалось, что зря: когда мы приехали за тобой, ты выбежал к нам с широченной улыбкой на лице. Боже, ты сиял, как солнце. Тебе понравилось в школе. Вы рисовали и пели песни. Столько страданий из-за ничего.

Маршалл чувствовал пустоту. Он сгорбился в кресле: гной вышел.

Сэм улыбнулся со слезами на глазах и ушел наверх. Он вернулся через пять минут со стаканом воды и двумя тостами с маслом. Маршалл пил так быстро, что вода забрызгала его лицо, глотал пищу так жадно, что у него началась икота. Казалось, он никогда не ел ничего вкуснее.

Желудок заныл. Это была приятная боль.

Сэм стоял в центре подвала, волосы отливали алым в свете лампочки. Маршалл тревожно наблюдал за ним. Мальчик раскачивался из стороны в сторону, довольно долго. Минуты тянулись, полные напряжения, как в тот день, когда Маршалл и Клэр ждали конца первого школьного дня Сэма.

«Нет, не Сэма», — подумал Маршалл и испугался.

Ноя. Ноя, черт побери.

— Ты видел мои шрамы? — спросил Сэм, обхватив руками грудь.

Маршалл кивнул, медленно и уверенно.

— Это сделал Мужчина. Сначала он просто пугал меня, когда я был ребенком. Мы были одни в доме, только я и он, и поздно ночью, когда я засыпал, он прокрадывался в мою комнату и забирался в шкаф. Сидел там и рычал. Так все началось. Однажды я сидел в гостиной наверху, смотрел мультики… Мне всегда нравился «Дорожный бегун». Он выключил электричество, и я остался во тьме. Я боюсь темноты. Однажды он замотался в простыню и притворился призраком. Гонялся за мной с ножом по всему дому. Я хотел выбежать на улицу, но он запер двери. Мне было так страшно. Я обмочился. Думаю, мне было восемь. Он нашел меня под маминой кроватью, вытащил за лодыжки. Я не знал, почему он так меня ненавидел. Не думаю, что я был таким уж плохим.

Маршалл пытался не заплакать.

— Тогда он в первый раз порезал меня. Это не прекращалось. Никогда. — Сэм все обнимал себя, поглаживая пальцами худые предплечья. — Он резал там, где никто не видел, и всегда перевязывал меня, чтобы кровь не выступила на рубашке. Я никогда не ходил на физкультуру, потому что он поговорил с директором, объяснил ей, что у меня кожное заболевание. Думаю, ему поверили. В девятом классе я хотел рассказать учительнице, но не смог. Не знаю почему.

Сэм закрыл глаза и повернулся к свету.

— Уже начало седьмого. Мне нужно собираться в школу. — Он направился к лестнице.

— Ной?

Сэм обернулся:

— Да?

— Можно тебя кое о чем попросить?

Ты слишком торопишься, Марс. Все испортишь.

— Конечно. Ну, смотря что ты попросишь.

Маршалл открыл рот и подождал, пока появятся слова. Выговорить их было очень трудно.

— Ной, уже седьмой час, значит, солнце встало, да?

— Да.

Не подозрение ли проскользнуло в усталом голосе мальчика? Вторая часть просьбы съежилась на языке Маршалла. Он сдался.

Но Сэм уже все понял. Подросток схватил один из матрасов в правой части комнаты и бросил его на пол. Недовольно звякнула колючая проволока. Пыль хлынула Маршаллу в рот. Кактус упал на кучку земли, рядом с перевернутым горшком. Осколки витражей усыпали цемент, блестящие и бесцветные.

Он увидел окно.

Пусть и недостаточно большое, чтобы мужчина мог из него выбраться. Стекло, покрытое потеками грязи, изрядно запылилось, но утренний свет все равно пробивался внутрь. Солнечный луч упал в комнату и дотянулся до противоположной стены, сияя на закрытой двери, за которой держали Брайана.

Представшая перед глазами картина была прекрасна.

Глава 55

— Итак, есть Джем, Скаут и Дилл. Мы знаем, что их мир скоро изменится. И Страшила играет в этом главную роль, да?[12]Да, ребята?

Класс спал с открытыми глазами, школьники сгорбились на стульях. Те, что еще не спали, уже утратили интерес. Мистер Торнхилл, учитель с заячьей губой, монотонно вел урок, скрипя по школьной доске маркером.

Скрип-скрип-скрип.

Урок литературы. Сэму она никогда не нравилась. Ему вообще не нравились школьные предметы, кроме, возможно, драмы. Он любил притворяться кем-то другим. У маленького школьного театра, с тяжелым занавесом и кипой декораций в углу, была своя атмосфера. Сэм хотел получить роль в выпускном спектакле, но боялся, что это будет мюзикл.

К черту.

Это старье даже не настоящая музыка.

Кто-то поднял руку, ответил на скучный вопрос Торнхилла. Сэм слышал только неясный шум, словно разговаривали в соседней комнате или под водой.