Падший

Несмотря на то что от раны все мое тело с правой стороны будто горит, я заряжаю арбалет, и одна единственная короткая стрела вылетает навстречу ближайшему соломенному человеку. Это долговязое создание – плохая цель для подобного оружия. Это все равно что пытаться попасть в движущуюся мишень. Я пытаюсь выдернуть стрелу из своей руки, но мне удается лишь сломать оперение.

Все проклиная, я поднимаюсь на ноги. Арджун кричит что-то и кидает мне один из своих кинжалов. Я хватаю короткий клинок за рукоятку, радуясь хотя бы тому, что мои инстинкты срабатывают во сто крат быстрее, чем у обычного человека.

Putain de merde. Я никогда не уделял достаточно времени искусству фехтования. Это казалось глупым и бессмысленным, учитывая, что револьвер всегда казался мне более эффективным и цивилизованным способом самообороны.

Быть может, Йури была права, говоря, что не стоит особо полагаться на оружие.

Я начинаю размахивать клинком, держа его в левой руке, но мой правый бок сводит от боли из-за застрявшего под кожей наконечника стрелы, который по-прежнему жжет изнутри, яд серебра продолжает растекаться по телу. Арджун справляется куда лучше, чем я. Селина сжимает пульсирующую сферу в своих руках, и кажется, этого достаточно, чтобы соломенные твари держались подальше, по крайней мере пока. Накидка Селины порвалась, и клочья лисьего меха валяются у ее ног.

Я снова взмахиваю клинком, и мне удается снести голову одному из деревянных людей. Когда его голова падает, все его тело тут же начинает рассыпаться на земле, превращаясь в обычную кучу хвороста.

И мы, и наши противники замираем, оценивая ущерб. Половина соломенных тварей вокруг нас рассыпались. Другая половина молча переглядывается, точно обсуждая, что делать дальше. Я мысленно готовлюсь к новой атаке, но затем деревянные человечки отступают назад во тьму деревьев, не издавая больше ни звука.

Боль в моей руке практически сводит с ума.

– Что ж, все прошло не так уж плохо, – замечает Арджун.

Селина хмурится.

– Все выглядело так, словно они просто с нами играли. Не нападали в полную силу. Просто пытались отвлечь.

– Проверяли, на что мы способны, может? – кивает Арджун. – Тогда это значит, что они скоро вернутся.

Я падаю на колени, и серебряный кинжал выпадает из моей покрытой перчаткой руки.

– Бастьян! – Селина подскакивает ко мне, опускаясь рядом со мной на колени.

– У меня в руке стрела, – говорю я сквозь стиснутые зубы. – Она из чистого серебра, и каждый раз, когда я двигаюсь… – я невольно корчусь от боли, – каждый раз она лишь глубже вязнет.

– Учитывая все безумие происходящего, – говорит она, – почему ты так невнимательно себя вел? Зачем тебе все твои суперспособности, если ты даже не можешь уклониться от стрелы?

Я смотрю на нее, но ничего не отвечаю.

– Он невнимательно себя вел, потому что единственное, что его беспокоило, это твоя безопасность, принцесса. – Арджун опускается рядом со мной и начинает ощупывать мою рану, чтобы понять, как вытащить наконечник.

Я вздрагиваю опять, но на этот раз не от боли.

Растерянность появляется на лице Селины, однако она быстро скрывает свои эмоции.

– Тебе надлежит последовать своему же совету и защищать себя самого, – говорит она деловитым тоном. – Если тебя сильно ранят, ты станешь мишенью. От тебя тогда не будет никакой пользы.

Я понимаю, что она упрекает меня, потому что ей на самом деле хочется меня пожалеть, но она не может себе позволить это сделать. Ведь я сам ясно дал ей понять, что между нами больше ничего не может быть, ведь вампиры – главные враги королевства ее матери.

И на самом деле Селина еще даже не поняла, как сильна эта вражда. Не поняла, что кровь правителя вампиров течет в моих венах так же, как кровь главной волшебницы Сильван Уайль течет в ее венах. Она видела, как недовольны были придворные ее матери, увидев нас просто стоящими рядом и держащимися за руки. Это было не просто неодобрение.

Мы даже не противники. Мы заклятые враги.

Я отстраняюсь от Селины, но она хватает мою руку крепче, отказываясь ее опускать.

– Ты и правда не позволишь мне помочь тебе? – говорит Селина, ее взгляд становится сердитым.

За маской напускного гнева я вижу ее тревогу.

– Мне не нужна твоя помощь, – ворчу я, как глупый школьник.

Я тоже ношу маску. На самом деле мне очень хочется сказать ей, что никто так много для меня не значит в этом мире, как она. Что я готов страдать от подобных ран каждый день своей бессмертной жизни, если только она будет рядом, чтобы меня упрекнуть.