Палач из Гайд-парка

– Полиция вызывает у меня чувство острого разочарования, – говорил, не скрывая неудовольствия, лорд Уинтроп. – Я полагал, учитывая репутацию и положение моего покойного сына, а также его заслуги перед страной, что они все же постараются поймать сумасшедшего, совершившего столь тяжкое преступление!

– Да, и такое низкое и трусливое, – согласился пожилой джентльмен. – Совершенно низкое. Можно ожидать подобных вещей на дне общества, но когда такое начинает угрожать жизни уважаемых, даже почтенных людей, это значит, что страна пребывает в самом плачевном состоянии. Полагаю, вы говорили об этом с министром внутренних дел?

– Конечно, – ответил быстро лорд Уинтроп, – и неоднократно! Я написал об этом также премьер-министру.

– Но ответа не получил, – раздраженно добавила леди Уинтроп.

– Ну, это не совсем так, моя дорогая, – поправил ее муж, но, прежде чем успел объяснить, в чем дело, она снова его перебила:

– Ответ был бессмысленный. Он только уведомил нас, что прочитал твои письма. Но это же не ответ! Он не сообщил ни словом, что собирается предпринять в связи с этим.

Пожилой джентльмен в пенсне щелкнул вставной челюстью и произнес что-то невнятное.

Питт улыбнулся. По крайней мере, премьер-министр избежал окончательного разгрома и поношения.

Подали еду. Лакеи и горничные сновали между гостями с подносами, уставленными бокалами вина и деликатесами. Высокомерный дворецкий Скарборо неукоснительно следил за процессом и наблюдал, чтобы все, до последней мелочи, было само совершенство.

Шарлотта отошла от Питта и, в меру собственных способностей, принялась наблюдать за присутствующими. Несколько минут она разговаривала с Миной Уинтроп, которая была очень рада видеть ее, и с Торой Гаррик, которая, очевидно, сопровождала Мину из желания услышать игру Виктора.

– Как приятно встретиться с вами, миссис Питт, – сказала Мина, несколько неуверенно улыбаясь. – Вы помните миссис Гаррик, не так ли?

– Конечно, – поспешно ответила Шарлотта. – Как поживаете, миссис Гаррик?

– О, очень хорошо, спасибо, – отвечала, улыбнувшись, Тора.

– Я слышала, как играл ваш сын, – продолжала Шарлотта. – Он чрезвычайно талантливый музыкант.

– Благодарю вас, – приняла она комплимент.

– А как подвигаются дела с вашим домом? – осведомилась Мина.

– Уже почти все закончено. Одна из комнат получилась у меня в желтом цвете благодаря вашему блестящему творческому чутью.

Мина покраснела от удовольствия.

– А как ваша рука? – И Шарлотта посмотрела на нее как бы между прочим и все-таки ухитрилась при этом выразить сочувствие.

– Все это пустяки, – поспешно ответила Мина, – и уже совсем не болит. Я думаю, что эти неприятные случайности не стоят того, чтобы долго о них говорить. И я сама, конечно, во всем виновата…

Тора взглянула на Шарлотту, словно не веря собственным ушам, а затем – на Мину, которая явно была не в своей тарелке.

Но Шарлотта немедленно распознала многозначность сказанного, что Тора не могла сразу понять.

– Да, но это очень скверный ожог, – ответила она тихо, – чай ведь был очень горячий. И я восхищаюсь вашей выдержкой, однако…

Мина почувствовала облегчение, лицо заалело, исчезла скованность. Тора, тоже от внезапного чувства облегчения, пожевала губами.

– Думаю, вы не настолько суровы к себе, чтобы считать, будто это было совсем безболезненно, – закончила Шарлотта. – Не думаю, что могла бы вести себя так мужественно, как вы.

Затем она переменила тему. Женщины заговорили о фарфоре и о том, какого фасона приобретать часы и зеркала. А потом Шарлотта извинилась и покинула их, но все равно прокручивала в голове одно и то же: «Тора Гаррик знает о физическом ущербе, нанесенном Мине, и, очевидно, о том, как он был нанесен. При этом она не чувствовала ни особенной жалости к Мине, ни гнева и не опасалась, что Мина или Барт Митчелл могут быть причастны к смерти Уинтропа». Об этом своем умозаключении, решила Шарлотта, она должна как можно скорее сообщить Томасу.

Виктора Гаррика опять попросили что-нибудь сыграть, и он сделал это с такой изысканной меланхолией, что вызвал громкое одобрение аудитории, глубоко знающей и любящей музыку.

Минут через сорок пять к Шарлотте подошла Эмили, вся полыхающая праведным гневом.

– Нет, этот человек просто законченная дрянь! – сказала она, подавляя ярость, от которой у нее пылали щеки.

– Кто? – спросила Шарлотта, которую вид разгневанной сестры и удивил, и немного позабавил. – Кто из смертных так ужасно себя вел, что заставил тебя произнести столь ужасное слово? Я-то думала, что ты чересчур воспитанная леди для подобных…

– Это не смешно, – процедила Эмили, – и я бы очень хотела, чтобы он очутился на улице с тарелкой для подаяний.

– С тарелкой для подаяний!.. Ради бога, о чем ты толкуешь? И о ком?