Паладин XXI века. Аномалия

Сига даже вроде как психанул. И понятно: с виду «жирный» лох, оказался «тощим студентом». Небрежно откинул древний андройд в сторону. Гаджет бахнулся в трех метрах на асфальт. Экраном вниз.

– Ему подать может? – заявил визгливый.

Показал полуотсутствующий набор до коричневости желтых передних зубов.

И парни заржали шутке, как стая кашляющих над падалью шакалов. Не сколько утверждая превосходство, а соответствующим юмором доказывая принадлежность к стае. Свой статус в иерархии.

– Да, сука! Ты че молчишь? – и «нормальные пацаны» добавили «от души» по паре тяжелых пенделей. Соревнуясь в жестокости и хлесткости удара. Для людей, воспитанных улицей – беспощадность определяет ранг.

Визгливый поставил ногу на затылок. Мои ладони бессильно схватились за стертую подошву. Я начал отталкивать, заелозил. Но куда там! Сапог продолжал грубо вдавливать голову в холодную землю. Нога поворачивала лицом прямо в захарканную смесь грязи и снега, десятилетия никем не убираемую. Покрытую жирным слоем бычков, похожих на толстых, землистого цвета опарышей. Шапка слетела, в нос забилась грязь. На зубах заскрипел песок. Щека соприкоснулась с мерзлым грунтом и словно наждачной бумагой провели. Кожа расцарапалась в кровь.

– Жри, Вася! Жри! Всасывай!

Пока хорошенько не извалял – не успокоился. Хорошо, что подонок по весу – почти как я.

– Ну как тебе, педрило? Понравилось? – ухмыльнулся «широкий».

Парни переминались с ноги на ногу, разминали костяшки рук. Кружок из гопников встал ко мне вплотную, давая в полной мере прочувствовать беспомощность и унижение слабого. Один поставил ногу на спину. Прижал ступней, как энтомолог булавкой трепыхающееся насекомое. Другой – начал пинать. Получают удовольствие, наслаждаются превосходством физической силы. Чувство беспомощной безнадёги только растет. Я сжался, держась позы младенца, не делал даже попытки встать. И кричать боюсь, чтобы не злить. С разбитых губ срывается лишь жалкий хрип и приглушенное мычание. Инстинктивная дрожь охватывает тело при каждом движении доминирующих уродов. Под тяжелыми сапогами захрустели очки. Ублюдки. А они всё ржут.

Понял, если буду молчать – ещё перепадет. И не раз. Им деньги нужны.

С трудом контролируя срывающийся на плач голос, попросил:

– Не бейте! пожалуйста! Всё отдам!!! – вторя словам, полез в карманы. Суетливо пошарил. Выгреб всё, что есть. Вывернул наизнанку. Вытащил восемьсот рублей купюрами. Пригоршню мелочи.

В черепе отбойным молотком колотила одна мысль: «лишь бы не избили, не покалечили, что так мало».

Мелкий схватил купюры. Раздался разочарованный свист.

– Мля! И штуки нет!

У «визгливого» тонкие губы зло напряглись, искривились. Заорал:

– Эй, ты это – совсем охренел?! Ты нас чё, за лохов держишь, терпила?! Заяц гребаный! – С явным намеком на мои зубы. Как бы их мне теперь не лишиться. А гопник нагнулся лицу. Бешено завращались красные от лопнувших сосудов глаза. Из вонючей пасти пахнуло смесью перегара, табака и кислятины.

Меня изнутри заколотило.

– Ну, нету! Нету у меня больше!!! – закричал я, чуть не в истерике. Трясущаяся рука протянулась к хулиганам. В ладони – единственное, что осталось – мелочь. Немедленно получил точным пинком по конечности. Монетки ещё в воздухе пронзительно зазвенели, разлетелись по всей округе.

– Ладно… Живи, гнида! Сегодня мы добрые. Хе-хе–хе, – противно заржал «визгливый». Реально, хохотом гиены. Напоследок, специально смачно харкнул на спину. И я кожей, через все слои одежды почувствовал тяжёлую слюну, разъедающую душу.

– Эй, братва! Подождите! Мне его бумажки для одного дела нужны, – оглушительно проорал «мелкий», уже вслед уходящим друзьям, нисколько не стесняясь привлечь внимание посторонних. Гопник нагнулся. Ладони охапкой ухватили пяток листиков. Хорошо покомкал, сунул в карман.

Парни показали спины, компашка ушла в вразвалочку. А я так и остался на асфальте безвольным истуканом. На помощь из зевак так никто и не вышел. Уверен – слышали наш разговор пол дома. Вижу, как качаются, шевелятся шторы, потревоженные хозяевами. На земле мигают пятна света горящих желтым окон. У всех – своя хата с краю и никому ничего не надо. Хорошо – мелочь не взяли, а то и до дома не доедешь. Хотя… Все равно уже не успел на автобус, но монетки – ползал собирал. Процесс послужил чем-то вроде медитации. Чуть-чуть пришел в себя. Совсем темно, ничего не видно. Придется шарить с подсветкой. Подобрал телефон. Сволочи! Экран раскололи! Дальше, сдерживая слезы, на коленях десять минут искал кругляши в пожухлой траве и колючих кустах. С грязного асфальта подобрал безнадёжно испорченные бумаги. Промокшие, истоптанные и измаранные, как моя душа. Отряхнул портфель.

Настроение, если так ещё можно сказать о моем гнилом состоянии, упало в Марианскую впадину. Задышал с надрывом. Звучно зашмыгал носом. Рукав утёр накатившую на глаза влагу. Дрожащие руки бережно запихали в мультифору важные документы, затем – в кармашек сумки. Даже не глядел – больно смотреть… Бумага вся – в грязных следах.