Читаем Палата Гром (СИ) полностью

   Сегодня сильнейшие они. Робкая перестрелка ещё продолжалась, но он знал, что патроны на исходе, что одна винтовка попросту вышла из строя, а со второй Калитин - вчерашний учитель - который никогда до восстания не брал в руки оружия.



   В доме напротив играла музыка, верно жильцы пытались затвориться от гнетущего шума. Слащавая попсовая мелодия. Такие действовали ему на нервы, прогоняли здравый смысл, и он сдерживал себя, чтобы не пальнуть в эти безразличные окна, не встревожить обывательский уют богатых квартир. Но патронов было жалко, и он держался, понимая, что дело повстанцев проиграно, и скоро всех их расстреляют прямо здесь возле баррикады без суда и следствия.



   Он, приняв командование, приказал оставшимся в живых отступать. Потом они уже не отступали, а бежали, слыша отчётливый пулемётный плач невдалеке. Время от времени кто-то вскрикивал и падал, он знал, что скоро придёт и его очередь, что и он вдруг подпрыгнет, словно пытаясь взлететь, рухнет в мягкую убаюкивающую траву и больше не поднимется, дожидаясь, когда к нему подбегут плохие и станут хохотать, захлёбываясь в истеричных приступах смеха. Нет, нужно бежать, запутывая следы, спасая свою ничего не значащую шкуру.



   Старый корпус технического университета улыбался разбитыми окнами, но занятия шли: невозмутимый голос лектора доносился до него, но не оставался в сознании, а летел прочь. Смысл фраз и даже отдельных слов был ему не ясен да он и не пытался что-то понять, в его голове сейчас не было мыслей, словно все они остались на баррикаде вместе с убитыми товарищами.



   Плохие больше не стреляли, видно получили приказ взять повстанцев живыми. Неизвестной породы пёс вцепился в его куртку, повалил на землю, скользким червяком он избавился от куртки, скатился в овраг и замер, словно зверь, на которого объявлена охота.



   Загнали, загнали, суки...



   Без куртки было холодно. Ледяное небо с редкими, невзрачными облачками не насыщало теплом, оно лишь было теперь ещё выше, чем когда-либо, ещё более безжалостно, и только стайка не знакомых ему птичек не боялась кружить в сумасшедшей близости от неба, не страшась его холодной безразличности.



   - Выходи! - доносились до него голоса его противников, - Все твои люди сдались. Тебе больше не на что надеяться!



   - Попробуйте, возьмите, - выдохнул он скорее для себя, чем для плохих. - Спускайтесь сюда и посмотрим, кто кого.



   Наверху подумали и смолкли. Утих пулемёт, захлебнувшись в дебрях молчания, в кромешной тишине потонули дружные созвучья винтовок, последние гранаты взорвались и затихли. Небо с бешеной скоростью понеслось вниз и словно пробка бутылку накрыло овраг, в котором укрылся он, ожидая конца.



   - Добро пожаловать в палату Гром, парень, - донёсся до него голос неизвестно откуда, - добро пожаловать в палату Гром.



   Узкая белая полоска, с трудом пробившаяся сквозь темноту. Приглушённый белый свет по другую сторону ресниц. Он двинулся навстречу этой белой неизвестности, но скоро почувствовал, что тонет в ней, вязнет, словно в болоте, задыхается. Клочья белого тумана проникали в его нос и рот, лезли в глаза, становились чем-то лишним, ненужным, инородным.



   "Это только потолок, - бормотал он, понимая, что задыхается. - Наваливающийся сверху потолок с протекающей крышей. Он не может причинить тебе никакого вреда".



   - Он бредит? - липкий, но приятный девчачий шёпот вполз в сознание. Это была не Натка, другая, имени которой он не знал. Но, собрав оставшиеся силы, побежал на этот шёпот, запинаясь и падая. Под ногами один за другим поднимались корни деревьев, самый гибкий и бойкий вцепился в лодыжку и потянул в разверзшуюся белую землю. Он закричал и проснулся окончательно, вырвавшись из бездны безумия.



   - Что с тобой? - встрепенулась Натка, вскочив со своего места. Лиза уже ушла в свой уголок думать о побеге, остальные были на процедурах, только Ретли что-то мелко строчил в своём блокноте, придумывая себе новую жизнь. - Тебе плохо?



   - Я видел страшный сон,... - прошептал он, вцепившись в руку Натки, да так, что девушка сморщилась от боли. - Будто всё было наяву, я до сих пор ощущаю, как пуста и бесконечна та бездна, в которую я летел... Пальцы по-прежнему пытаются что-то нащупать, уцепиться и не могут...



   - Успокойся, - прошептала Натка, проведя свободной рукой по его небритой щеке, - здесь все видят сны, так надо. Это новый метод лечения, наиболее прогрессивный из всех. Так говорит доктор Горавски, а ему надо верить.



   Потому что если ты не поверишь, он отдаст тебя на растерзание змеям. Ты же любишь змей, Натка, не так ли?



   Нет? Но уверяю, они полюбят тебя.



   - Мне страшно, - его шершавый шёпот наждаком вполз в душу Натки, поселился там вместе с каждодневными кошмарами, проехался по неровным беспорядочным мыслям, расшвыряв их, словно кегли.



   - Мне тоже, - сказала она и вдруг нашла его руку и прикоснулась к ней губами. -Знаешь... у меня никого нет кроме тебя... никого... во всём мире... Пожалуйста, не уходи... не исчезай... Если и ты уйдёшь, то я не знаю, что будет со мной... буду ли я вообще... мне станет не для кого жить... мне дышать будет некем...



Перейти на страницу:

Похожие книги

Последнее отступление
Последнее отступление

Волны революции докатились до глухого сибирского села, взломали уклад «семейщины» — поселенцев-староверов, расшатали власть пастырей духовных. Но трудно врастает в жизнь новое. Уставщики и кулаки в селе, богатые буряты-скотоводы в улусе, меньшевики, эсеры, анархисты в городе плетут нити заговора, собирают враждебные Советам силы. Назревает гроза.Захар Кравцов, один из главных героев романа, сторонится «советчиков», линия жизни у него такая: «царей с трона пусть сковыривают политики, а мужик пусть землю пашет и не оглядывается, кто власть за себя забрал. Мужику все равно».Иначе думает его сын Артемка. Попав в самую гущу событий, он становится бойцом революции, закаленным в схватках с врагами. Революция временно отступает, гибнут многие ее храбрые и стойкие защитники. Но белогвардейцы не чувствуют себя победителями, ни штыком, ни плетью не утвердить им свою власть, когда люди поняли вкус свободы, когда даже такие, как Захар Кравцов, протягивают руки к оружию.

Исай Калистратович Калашников

Проза / Историческая проза / Роман, повесть / Роман