Палатка с красным крестом

Вскоре военные перестали стрелять, выжидали, что будет дальше. Али пополз, перекатился за кусок упавшей стены. Снова началась пальба. Пули не давали парню подняться.

Несколько боевиков припустили за ним. Двое сразу споткнулись в темноте, третий сам сел на корточки, всматривался во мрак.

Али сорвался с места, помчался зигзагами на другую сторону дороги. Вдоль нее тянулся относительно целый тротуар. Парень летел, почти не касаясь земли, задыхался. В спину ему стреляли боевики. Он закусил губы, ждал «своей» пули, повалился, раскинул руки и не шевелился. Номер удался. Духи посчитали его мертвым. Они жизнерадостно перекликались. Мол, не ушел, гаденыш!

Али набирался терпения, считал секунды. Спешка неуместна. Торопыги первыми попадают в рай или в ад, кому как написано. Ни один боевик не отправился проверять, жив он или мертв. Какая в том нужда? Трупом больше, трупом меньше. Раз убегал, значит, точно враг. За баррикадой все стихло. Солдаты сирийской армии тоже помалкивали.

Али сорвался с места минут через пять. Он летел прыжками, высматривая дорогу в лунном свете. Пока боевики опомнились, парень уже промчался метров пятьдесят и набрал скорость. За спиной захлопали выстрелы, он упал, откатился, снова побежал. Али вышел из зоны прицельного огня и сам не верил в то, что остался жив.

Сирийские солдаты тоже стреляли, но, кажется, не в него. Зачем палить по человеку, в которого целят враги?

Он бежал, махал руками и кричал:

— Не стреляйте, я свой, военная разведка!

Ноги парня переплелись в самый неподходящий момент, когда уже, казалось, все, добежал! Он извивался в воздухе и все же треснулся лбом обо что-то бетонное. Видимо, Аллах отвернулся от него, чтобы оказать услугу кому-то другому.

Али не был в обиде. Аллах один, а страждущих — миллиарды! Плита, о которую он треснулся, оказалась тупой и плоской. Этой ночью он явно переоценил свои возможности.

К нему ползли какие-то люди, из-за угла надрывался пулемет, прикрывая их. Его схватили за шиворот, поволокли, награждая не самыми лестными эпитетами. Дескать, шляются тут всякие по ночам, а нам приходится вытаскивать их из дерьма.

Глава пятая

Майор Рязанов ворочался на жесткой солдатской койке под сводом брезентовой палатки. Он тоже от кого-то отстреливался, полз, огребая порезы и гематомы, терял сознание, приходил в себя. Над ним склонялась женщина, такая же страшная, как авианосец «Адмирал Кузнецов». Она сжимала его горло слабыми руками, в которых таилась невероятная сила, вкрадчиво урчала.

Его бывшей жене Людмиле снова чего-то хотелось! Они разошлись два года назад, когда еще не было никакой Сирии, а террористов спецназовцы обезвреживали, не выбираясь за пределы ближнего зарубежья. Он отдал ей все, чтобы отстала — квартиру, машину, какие-то деньги на банковских картах.

Детей они не нажили, зато Максим угробил ее лучшие годы, которые никто не вернет. За это, по мнению Людмилы, ее отставной супруг должен был расплачиваться. Любил ведь он эту въедливую заразу! Оттого и отдал ей все, что у него было, а потом еще несколько месяцев перечислял половину зарплаты, которую ему все равно не на что было тратить.

У него имелась информация о том, что его бывшую подцепил ушлый чиновник из городской администрации — при машине, жрущей горючку, как танк «Армата», при нескольких квартирах. Этот фрукт даже проходил по делу о вымогательстве, к сожалению, в качестве свидетеля. Максиму уже было все равно, хотя в глубине души он жалел этого человека. Рязанов заранее знал, что такая дамочка высосет из него все, что он нажил непосильным трудом! Впоследствии так и оказалось. Свидетель плавно стал обвиняемым, а его имущество уже было переписано на бывшую супругу майора спецназа, тогда еще капитана. Ей оно и досталось после того, как ее возлюбленный загремел в кутузку.

Этой ночью она опять к нему явилась, поглаживала горло, щекотала кожу острыми коготками. «Я знаю, дорогой, сколько ты получаешь в Сирии. Мне рассказали. Согласись, это неприлично. В то время, когда твоя бывшая жена доедает последнюю корку хлеба, ей совершенно нечего надеть, приходится ютиться по разным углам!»

Он снова готов был отдать ей все, лишь бы отстала, только бы не слышать этот голос, ставший ненавистным! Он не выносил ее истерики про «бесцельно прожитые годы». В Людмиле таился огромный ядерный потенциал. Не баба, а полторы Хиросимы!

Личная жизнь Максима после развода решительно не складывалась. Две командировки в Сирию. Первая не затянулась. Да и провинция Латакия, где находилась российская база, выглядела живописно, а побережье овевал приятный средиземноморский ветерок. Щемящий роман со студенткой мединститута, с которой он столкнулся, навещая в госпитале раненого товарища. Она училась в интернатуре, сдавала все экзамены на пять.