— Нет, не был. Когда я впервые сюда приехал, он уже умер от какой-то тропической болезни. Но многие ещё помнили, какой это был работящий, честный и разумный человек.
— Как и все горцы, — заявил Хакобо, повернувшись к Мануэлю.
Тот скептически поднял брови.
— А кто унаследовал плантацию? Его сыновья?
— Нет, — ответил Антон. — У него не было детей. Дело продолжили его племянники, и плантация до сих пор находится в руках этой семьи. Той самой, что оформила в Сарагосе документы для тебя и Килиана; то есть, я хочу сказать, те люди — тоже потомки дона Мариано. Но пожелал приехать сюда и лично заняться плантацией только один из них — Лоренсо Гарус, управляющий и владелец.
Деревушка, застроенная небольшими бараками, оказалась такой маленькой, что они за считанные секунды добрались до поста Территориальной гвардии. Хакобо остановил машину возле двух постовых с винтовками в руках, которые тут же разбудили третьего, рослого и здоровенного, по имени Максимиано. Тот с угрюмым видом направился к машине, пока остальные любезно приветствовали новых белых и благодарили Хосе за последнюю поставку. Килиану совсем не понравилась изрытая оспой физиономия Максимиано. Тот ничего не сказал, лишь наклонился, чтобы вытащить из машины один ящик, и ушёл.
— Это ещё что за тип? — спросил Хакобо, снова садясь за руль.
— Не знаю, — ответил отец. — Полагаю, он с другого поста. Они иногда меняются.
— Перед тем, как войти в поместье, запомни первый урок, Килиан, — пояснил Хакобо. — Постарайся, чтобы охранникам регулярно перепадали презенты — например, табак или выпивка, да хоть бы и яйца. Чем они довольнее, тем быстрее являются, когда зовёшь.
Антон с ним согласился.
— Как правило, проблем не бывает, но как знать... Когда-то давно, сразу на нескольких плантациях, взбунтовались брасерос, которых не устраивали условия договора. К счастью, вмешалась Территориальная гвардия. — От этих слов Килиан нервно вздрогнул. — Но не волнуйся, это было много лет назад. Сейчас они живут не так плохо, чтобы бунтовать. И кстати, одна из функций белых людей — не допускать конфликтов между цветными. Так что учись.
Хакобо сбавил скорость, возвестив гудком о прибытии.
Санта-Исабель произвела на Килиана глубокое впечатление, но при виде плантации Сампака у него перехватило дыхание.
Пейзаж совершенно изменился; городские улицы и километры посадок какао сменились высоким туннелем над красноватой грунтовой дорогой, образованным огромными величественными пальмами, устремившими в небо верхушки, как будто стремясь закрыть солнце. С каждым метром дороги, с каждой парой пальм, остававшейся позади, с причудливой игрой света и тени, его любопытство все больше вытеснялось лёгкой тревогой. Что ждёт его за этим тёмным влажным туннелем, которому не видно конца? Килиану вдруг показалось, что он не едет по царственному и таинственному коридору, а все больше углубляется в тёмную пещеру, словно влекомый какой-то необоримой силой, а внутренний голос нашептывал, что, выйдя наружу по другую сторону коридора, он уже никогда не будет прежним.
Тогда он не мог этого знать, но много лет спустя ему доведётся сажать новые пальмы на этой дороге, которая станет мистической эмблемой не только самой выдающейся плантации острова, но и той нитью, что неразрывно свяжет его с этой страной. А в тот момент все его чувства можно было описать двумя словами: подлинность и великолепие. Это было лишь преддверие плантации, раскинувшейся на девятьсот гектаров вокруг.
Наконец, Хакобо остановил машину, чтобы поприветствовать низенького толстяка с седыми курчавыми волосами, который подметал лестницу на второй этаж.
— Как дела, Йеремиас? — спросил Хакобо, выглядывая в окно. — You get plenty hen?
— Plenty hen, massa! Много кур! — с улыбкой ответил тот. — Уж чего-чего, а яиц здесь всегда хватает. С возвращением!
— Йеремиас в одиночку управляется с кучей дел, — объяснил Хакобо Килиану и Мануэлю. — Он и привратник, и ночной сторож, и будит нас по утрам, и привозит хлеб... Да ещё и присматривает за курятником и даёт наставления садовнику! — Он снова повернулся к толстяку: — Эй, wachim'an! — крикнул он. — Запомни этих людей: мы частенько будем возвращаться за полночь!
Йеремиас кивнул и приветливо помахал рукой, пока машина черепашьим шагом пробиралась меж кур и коз. С этой минуты Хосе и Хакобо стали по очереди наставлять Килиана и Мануэля, стараясь вложить им в голову основные понятия и правила поведения во вселенной, куда они собирались внедриться.
Между тем, перед ними открылся главный двор, который, как и плантация, назывался Сампака. Во дворе стояли два бассейна: один — для рабочих, другой — для хозяев и служащих; иными словами, один — для негров, другой — для белых. Килиан решил, что у него нет другого выхода, кроме как научиться плавать. На плантации, через которую протекала речка с тем же названием, Сампака, были ещё два двора. Один из них назывался Якато, что означает африканскую разновидность баклажана, больше похожую на помидор; а другой — Апсайд, что значит «верхний», и на англо-африканском диалекте это произносилось как «Обсай».