Пальмы в снегу (ЛП)

С той минуты в ней пробудился особый интерес ко всему, что имеет отношение к жизни ее семьи. Именно это внезапное чувство заставило ее подняться в деревню и открыть шкаф, именно это нетерпение сжигало ее изнутри все те дни, когда рабочие обязанности в университете вынуждали ее задержаться в городе. К счастью, она сумела освободиться в рекордные сроки, и редкая удача, что в доме никого не оказалось, дала ей возможность несколько раз спокойно перечитать письмо.

Она задумалась — а открывал ли кто-нибудь этот шкаф в последние годы? Поддавались ли когда-нибудь ее мать Кармен или кузина Даниэла искушению порыться в прошлом? Испытывали ли отец и дядя желание перечитать эти строчки из своей молодости?

Немного подумав, она решила, что вряд ли. Даниэлу, в отличие от неё самой, прошлое привлекало лишь настолько, чтобы она могла оценить очарование старого дома из камня и черепицы, с потемневшей от времени мебелью, но не более того. Что касается Кармен, то она родилась не в этом доме, да и вообще не в этих местах, и никогда не ощущала этот дом полностью своим. После смерти матери Даниэлы она считала своим долгом содержать дом в чистоте и порядке, заполняла кладовую продуктами и пользовалась любым поводом, чтобы устроить очередной праздник. Ей нравилось проводить здесь летний сезон, но жить она предпочитала в другом доме, который целиком принадлежал ей.

Что же касается Хакобо и Килиана, то они были типичными горцами: скрытными и весьма ревнивыми ко всему, что касается личной жизни. Просто удивительно, что один из них до сих пор не уничтожил все эти письма, как Кларенс поступала со своими, когда была подростко. Ей казалось, что, уничтожив письмо, она стирает из ткани мироздания какое-то неприятное происшествие. Она прикинула несколько вариантов.

Возможно, они знали, что на самом деле в письмах нет ничего особенного, кроме ностальгических чувств. Те же, в которых действительно содержались какие-то тайны, давно отправились в огонь.

Возможно, они просто забыли, о чем писали друг другу, хотя в этом она сомневалась, зная их привычку без конца говорить о своём обожаемом острове. Или, наконец, они могли вообще забыть о существовании этого письма, как забывают о всяком хламе, который неизбежно накапливается на протяжении долгой жизни.

Как бы то ни было, но эти письма они сохранили, и теперь ей надлежит выяснить, что же там произошло — если действительно что-то произошло, поскольку в письме ни о чем прямо не говорилось — и найти ответы на вопросы, которые задал этот кусочек бумаги, попавший к ней в руки и теперь грозивший внести смуту в такую, казалось бы, спокойную жизнь в их доме в Пасолобино.

Не вставая со стула, Кларенс потянулась к столику, на котором стояла маленькая шкатулка, открыла одно из многочисленных отделений и достала оттуда лупу, чтобы как следует рассмотреть края листа. В правом нижнем углу можно было различить кусочек пометки, похожей на цифру: вертикальная линия, перечёркнутая поперёк короткой чертой.

Таким образом, это могла быть только цифра семь.

Точно, семь.

Кларенс задумчиво забарабанила пальцами по столу.

Это точно не номер страницы. Возможно, это дата: 1947, 1957 или 1967 год? Даже если удастся это установить, ни одна из этих дат не соответствует описанным событиям, составляющим ткань колониальной жизни испанцев на плантации какао.

Но особенное внимание привлекли строчки, где неизвестный человек писал, что приезжает не так часто, как раньше, что кто-то присылает деньги из Каса-Рабальтуэ, где он упоминал о трёх людях, которых адресат — очевидно, Хакобо? — хорошо знал, и что кто-то из тех, кого он любил, не так давно умер.

Кому мог посылать деньги ее отец? Почему ее беспокоит чьё-то там здоровье или чья-то работа и учеба? Кем был тот человек, чья кончина ее так взволновала? И что это за друзья из Уреки, о которых упоминается?.. Кларенс никогда не слышала этого названия — если подобное место вообще когда-либо существовало... Кем был человек, писавший письмо? И самое главное: кто такая «она», которой не хватает отцовской ласки?

Кларенс слышала сотни историй о жизни членов семьи Рабальтуэ в далёких землях. Она знала их наизусть, поскольку Хакобо и Килиан никогда не упускали случая рассказать о своём потерянном рае. Но она всегда подозревала, что это, так сказать, официальная история для членов семьи, почти ставшая легендой, которая началась несколько десятилетий назад в маленькой деревушке в Пиренеях, затем продолжилась на острове у берегов Африки и завершилась снова в горах. До этой минуты, когда у Кларенс возникло столько вопросов после того, как она, не в силах сдержать любопытства, прочла письмо на крохотном клочке бумаги, ей даже в голову не приходило, что, возможно, дело обстоит как раз наоборот: все началось на острове у берегов Африки, потом продолжилось в деревушке в Пиренеях, а закончится снова в море, на острове.