Память

– Нет. Подметали, мыли… Грязнее было, когда теленка брали в избу с мороза, однако и за ним убирали.

– И лучину жгли?

– А как же? Пряли при лучине, шили. Лучину зажигали от лучины, потому что спички берегли, даже расщепляли пополам.

– Но почему лучина? Ведь уже столько лет вырабатывался керосин!

– Карасину, сынок, не было у нас.

– А вы что – не могли догадаться выложить трубу, чтоб дым вытягивало? Почему топили по-черному?

– От нехваток, сынок… Дров не было. Стоял лесок недалеко барский, где мою маму, твою бабку, высекли за вязанку хвороста и деревянную чушку к ноге ремнями привязывали. А мы уж туда и не ходили.

– Кизяком, значит, топили?

– Нет, весь навоз шел на нашу делянку, а мы жгли солому… Нет, не от дикости и глупости топил рязанский мужик свои избы по-черному, не от лености хлебал квасную тюрю, не от жадности бабы слепли у лучин, варили лебеду и подмешивали в хлеб древесную кору, – от безысходной бедности да безземелья.

Вспоминаю, кстати, один недавний разговор со знатоком нашей старины, московским историком Олегом Михайловичем Раповым.

– А чем объяснить, – спросил он, – что на русском Севере, где лесу было хоть отбавляй, крестьяне, жившие в больших просторных домах, тоже топили по-черному?

– Не знаю, – честно ответил я.

– И хозяйки там тщательно скребли и мыли полы и стены… Вроде бы бесполезная работа? Нет, топка по-черному была древним, простым, единственно доступным и эффективным средством против эпидемий. Наши предки, естественно, ничего не знали о вирусах гриппа, дизентерийной или чумной палочке и микробах, но инстинктивно, опытом нашли метод дезинфекции, что вместе с вымораживанием изб в трескучие морозы создавало более гигиеничную атмосферу в жилищах.

Добавлю, что с очень далеких времен известны попытки приписывать моему народу в целом образ жизни и свойства, унижающие его национальное достоинство. Еще чуток отвлекусь от раскопок Вщижа и маршрута Субудая ради этой темы…

Недавно мне довелось прочесть работу одного молодого московского ученого о философии средневековой Руси. Интересные и свежие есть там положения и мысли, но на вводных страницах приводятся без комментария летописные, не раз спекулятивно цитировавшиеся строки о первобытной дикости лесостепных и лесных восточнославянских племен: «А древляне живяху звериньскимъ образомъ, живущие скотьски: убиваху друг друга, ядяху все нечисто, и брака у них не бываше, но умыкиваху у воды девиця. И Радимичи, и Вятичи, и Северъ одинъ обычай имяху: живяху въ лесе, якоже всякий зверь, ядуще все нечисто…» И у неподготовленного читателя может сложиться представление, что таким звероподобным существам были не только чужды какие-либо философские воззрения – поневоле возникнет отталкивающее, брезгливое чувство к людям, среди которых все мы, ныне живущие русские, украинцы и белорусы, имеем своих прямых предков. Но если северяне, например, были дикарями, то мог ли на их земле появиться знаменитый турий рог из Черной Могилы с его изумительной серебряной отделкой, позже вознестись такой шедевр зодчества, как Параскева Пятница, родиться «Слово о полку Игореве», гениальное художественно-публицистическое творение, аналогов которому – по эпической мощи, глубочайшему историзму и патриотизму, национальному духу, выразительности слога, сгустку чувств и бесконечной многооттеночности содержания, переданного с предельной краткостью, – не было и нет в мировой литературе.