Память

Она демонстрировала его своим ученикам, гордая, как экскурсовод на выставке, и возбужденная, словно шестилетний ребенок, который хвастается своим друзьям банкой с ручными жуками. Приехав в Лесную долину, он вовсе не собирался с кем-либо встречаться, а тем более – выступать на публике, поэтому чувствовал себя определенно неподходящим образом одетым – в деревенского стиля рубашке и поношенных черных брюках, оставшихся от старой рабочей формы, не говоря уж о стоптанных армейских сапогах, заляпанных грязью на берегу водохранилища. Но он все же выдавил из себя несколько сердечных общих слов типа «Отлично, замечательно», чем вроде бы все остались довольны. Харра вышла с ним на крыльцо и провела его в соседнюю комнату; там весь спектакль повторился по новой, отчего юная учительница впала в полнейшее расстройство чувств, а младшие ученики принялись вертеться так, что чуть не вылетели из класса.

Когда они возвращались через крыльцо обратно, Майлз схватил Харру за руку, придержав ее на мгновение. – Харра… я же приехал сюда не для внезапной проверки, всего святого ради. Я просто приехал, чтобы… ну, по правде говоря – я лишь хотел лишь совершить небольшое памятное возжигание на могиле Райны. – Треножник, жаровню и кусочки ароматического дерева он припрятал в заднем отделении флаера.

– Вы очень добры, милорд, – ответила Харра. Майлз слегка отмахнулся, но она покачала головой – отрицая его отрицание.

– Похоже, теперь для этого нужна лодка, – продолжил Майлз, – а мне не хотелось бы рисковать поджечь лодку, в которой сижу. Или вы, деревенские, перенесли кладбище?

– Да, перед тем, как затопить, люди – кто хотел – перенесли кое-какие могилы. Мы выбрали очень красивое новое место, на вершине холма, прямо над бывшим кладбищем. Могилу моей матери мы, конечно, переносить не стали. Я оставила ее там, внизу. Пусть даже ее могила будет похоронена, и никаких для нее возжиганий. – Харра скривилась. Майлз понимающе кивнул. – А могила Райны… ну, я думаю, это все потому, что почва там была такая сырая, в низине возле ручья, а ее вместо гроба положили в самодельный деревянный ящичек, и она была такой крошечной… Мы не смогли отыскать ее, чтобы перенести. Наверное, она просто растворилась в земле. Для меня это не важно. Когда я задумываюсь, то мне это кажется правильным. И вообще, я и вправду считаю, что школа – лучший для нее памятник. Каждый день, когда я прихожу сюда учить, это все равно, что возжечь приношение, только лучше. Потому что это созидание, а не уничтожение. – Она кивнула, решительная и спокойная.

– Понимаю.

Она пристальней глянула на него: – Вы в порядке, милорд? Выглядите вы по-настоящему усталым. И совсем бледным. Вы болели или что-то вроде, а?

Майлз полагал, что три месяца смерти можно рассматривать как самую тяжелую болезнь, какую только можно подхватить. – Ну, да. Что-то вроде. Но я выздоравливаю.

– А-а, отлично. А потом вас куда-нибудь направят?

– На самом деле, нет. У меня своего рода… каникулы.

– Мне бы хотелось познакомить вас с нашими детьми – моими с Лемом. Пока я в школе, за ними обычно приглядывает мама Лема или его сестра. Не зайдете ли в дом и не пообедаете с нами?

К обеду он намеревался вернуться в Форкосиган-Сюрло. – С детьми?

– У нас их теперь двое. Мальчику четыре, а девочке годик.

Здесь никто пока не пользуется маточными репликаторами; она выносила обоих в собственном теле, как и своего первенца. Боже правый, эта женщина еще и работала! От подобного приглашения у него не было возможности уклониться. – Это большая честь для меня.

– Лем, займи на минуточку лорда Форкосигана, – Харра зашла внутрь, чтобы переговорить со своей коллегой-учительницей, а затем – с учениками. Лем послушно повел Майлза вокруг школы, показывая ее архитектурные достопримечательности. Парой минут позже дети рванулись вон из помещения, издавая радостные вопли по поводу раннего окончания уроков.

– Я не собирался нарушать ваш распорядок, – тщетно протестовал Майлз. Теперь он попался. И за сокровища всех трех миров Империи он не мог бы предать эти улыбки и гостеприимство.

Без предупреждения они свалились вместе с флаером прямо на сестру Лема, без паники встретившую это испытание. Приготовленный ею обед, слава Богу, оказался легким. Майлз послушно познакомился с детьми, племянниками и племянницами Журиков, выразив восхищение всеми. Затем он был ими похищен и проведен по лесу, дабы посмотреть на их любимое место купания. С серьезным видом он перебрался вместе с ними вброд по гладким камням, предварительно сняв ботинки, так что ноги у него онемели от холода, и самым авторитетным форским тоном провозгласил, что это – отличнейшее место для купания, возможно, – самое красивое во всем Округе. Для детей Майлз явно был завораживающей аномалией – взрослый человек почти одного с ними роста.