Память и забвение руин

Традиционная культура также имеет дело с бесконечно длящимся настоящим, отсюда и удивляющая нас история с разрушением Акрополя, из которой Шпенглер, похоже, извлек противопоставление античной и «фаустовской» культур. Однако распространенное мнение об актуализации архаики в модернизме и авангарде оказывается верным и в этом случае. Как пишет Ревзин,

отказ от восстановления WTC есть скорее возвращение к традиционной практике, …строители нового WTC действуют в каком-то смысле так же, как действовали мастера классических эпох. Для них модернизм Ямасаки – еще живая традиция, они сами являются ее продолжением, они не относятся к «близнецам» как к «чужим» зданиям, в отношении которых возможна та же процедура, что и в отношении храма Христа Спасителя344.

Из логики Ревзина, показывающей общие черты модернизма и классики, следуют очень интересные выводы: получается, что не только классика традиционна, поскольку видит в античности Золотой век, но и модернизм воспроизводит ту же мифологему, но только назначив на роль вечных образцов произведения родоначальников Современного движения.

Здесь нужно сказать очевидную вещь: все неоклассические течения архитектуры ХX века невозможны без модернизма и представляют собой его обратную сторону. Поэтому современная неоклассическая архитектура создается как не вполне реальная.

Исследовательница русской архитектуры Евгения Кириченко утверждает, что в произведениях неоклассицизма

поражает переизбыточность ордерных форм, переуплотненность ими композиций. Взять, к примеру, хрестоматийный образец ретроспективизма – особняк Половцева на Каменном острове в Петербурге (арх. И. А. Фомин)345. Главный фасад небольшого по размерам П-образного корпуса украшен колоннадой, проходящей вдоль всего фасада. Но зодчему этого мало. Вход в здание отмечен портиком из колонн, поставленных в два ряда. Переизбыточность колонн – единственное, в чем сказывается «подделка», выдает себя подражание. Эта переизбыточность, словно идущая от неуверенности, обнаруживает общность с архитектурой 1830–1840‐х… […] Каковы бы ни были особенности дарования отдельных зодчих… в преувеличенности форм спроектированных ретроспективистами зданий есть что-то бутафорское. Жизнеспособное не нужно утверждать так упорно, так нагнетать сильнодействующие средства346.

Я полагаю, что преувеличенность архитектурных деталей в неоклассицизме 1910–1930‐х происходит не от неуверенности в обращении с классической формой, как пишет Кириченко (в конце концов, всех архитекторов того поколения очень хорошо учили работать именно с классическими формами), а от сознания не то чтобы неуместности, но нереальности

этой формы. Гигантские, словно раздутые, колонны дома Маркова (1908–1910) на Каменноостровском проспекте в Петербурге, построенного Владимиром Щуко, оказываются обратной стороной помпейского изящества Георгия Гольца, стремящегося к дематериализации архитектурных форм. Однако и гитлеровская архитектура при всей своей нарочитой брутальности также содержала в себе нечто бутафорское, как постройки и, в значительно большей степени, мегаломанские проекты Шпеера.

Фраза «архитектура, которая не верит в себя» могла бы послужить заголовком для статьи критика-модерниста, осуждающей современные неоклассические стилизации за несоответствие духу времени. На самом деле, значение этого феномена намного шире: любая архитектура нуждается в некоем внешнем основании, но далеко не всегда ей удается такое основание найти. Руины построек оказываются тесно переплетены с руинами иллюзий.

Владислав Дегтярев

Память и забвение руин

Дизайнер Д. Черногаев

Редактор Г. Ельшевская

Корректоры М. Богданова, И. Крохин

Верстка Д. Макаровский

Адрес издательства:

123104, Москва, Тверской бульвар, 13, стр. 1

тел./факс: [phone]

e-mail: [e-mail]