О, славная Рязань! Престольный град княжества Рязанского, столица земель Русских, что раскинулись на берегах вольной Оки почти до Волги, если идти к восходу солнца, а на полдень — до Дикого Поля, начинавшегося за Хопром и Польным Воронежем! На западе граничит Рязанское княжество с землями князей Черниговских, сродников князей Приокских, и самого Юрия Ингваревича, держащего престол в Рязани, и братьев его, Олега Красного, что сидит в Переяславле, верст за шестьдесят вверх по Оке, Давыда Ингваревича Муромского, Всеволода Пронского и Глеба Коломенского. А к северу от земли Рязанской — обширная страна гордого князя Юрия Владимирского, сына Всеволода Большое Гнездо, правнука Владимира Мономаха.
Рязань… За высокими, рубленными из вековых мещерских сосен, стенами, вознесенными по краю плоского холма, раскинулся шумный и уютный город. С какой стороны света ни выходил бы путник к Рязани, он видел прежде всего поднявшиеся над деревянным городом каменные храмы.
Главным из них был Большой Успенский собор, поставленный князем Ростиславом, внучатным племянником Олега Святославовича Черниговского и Тьмутараканского[5]
.Успенский собор поставлен был рязанскими умельцами в полуденной части города — большое здание, вытянутое с восхода на закат солнца, с тремя алтарными полукружиями. В те времена немало было инородцев, поклонявшихся идолам рек и лесов: мещера, эрзя, мордва, мурома, вятичи-землеробы. Для них, «оглашенных», не принявших святого крещения, задумана была большая закатная часть храма. И хоть напоминал собор Великую Успенскую церковь во славном Киев-граде, стать имел свою, и кладка была иная, не из белого камня, как во Владимире и Суздале, а из тонких плит жженого кирпича. Красные ряды его перемежались белым раствором, нарядно смотрелись и вблизи, и издалека. Князья Рязанские издавна сродниками святых Бориса и Глеба себя считали, и поэтому Глеб Ростиславович просил князей-братьев стать заступниками земли Рязанской и поставил в честь их Борисоглебский собор, который должен был княжескому семейству послужить еще и усыпальницей…
Был Борисоглебский собор поменее Успенского, а сделан роскошнее. Князя Глеба гордыня никогда не оставляла. И тут он, чтобы перед другими себя показать, на спроворство русских умельцев не понадеялся, выписал мастеров из византийских земель. А все одно русское начало в соборе обозначилось. Да и как оно могло быть иначе?
Рязанцы храмами своими гордились…
Позднее и третий собор появился в Рязани — Спасский.
Когда отделилась Рязань от Черниговской епархии и собственный владыка сел во граде на Оке, тогда и построили собор Спасский. Возводили его сами рязанцы. Правда, приезжал на смотрины черниговский зодчий Петр Милонег, понравилось ему, как поднимали рязанские мастера высокий венец храма. Каждая сторона храма повторяла другую. Четыре круглых столба внутри, приделы с главками. Малые купола шли ярусами.
А внутри какие были сокровища! Иконы, плащаницы, золотая и серебряная утварь чеканки непревзойденной, с каменьями невиданной красоты, хоросы, подсвечники, паникадила, медные врата, расписанные золотом… И «Рождество Христово», «Вход в Иерусалим», «Преображение», «Сретение», «Сошествие в ад», «Распятие», «Снятие с креста», «Вознесение»… А главной была икона Николы Зарайского рязанского письма. Был этот Никола написан с воздетыми руками — защищал от врагов людей русских…
Хранились в рязанских храмах и византийская «Одигитрия», принесенная из Афона, а из Чернигова — «Редединская икона», где изображалась богоматерь, напутствующая черниговского князя Мстислава на победный бой с косожским князем Редедей. И самая древнейшая святыня русская — «Муромская богоматерь».
Любили, гордились рязанцы славным градом своим, построенным руками их отцов и дедов. Не хотели иных вод и земель, и неба чужого, но и за свое готовы были драться беззаветно.
И вот к этому городу с берегов Волги, с земли разгромленного уже Булгарского царства двигалось несметное войско. И с вестью об этом спешил Куштум, половецкий хан, который, опередив намного свой век, понял простую истину: чтоб существовать на земле — люди должны научиться уважать друг друга.
Когда конный отряд подошел к городским воротам, навстречу вышли воины под началом княжеского вратаря. Его известили заранее, что близятся половецкие конники. Потому были приняты все необходимые меры предосторожности: ворота закрыли, людей подняли.
Половцы сдержали лошадей, а Иван с товарищами выдвинулся вперед.
— Эгей! — крикнул он. — Половецкий князь Куштум с малою дружиною следует с важным делом к князю Юрию Рязанскому. Я от воеводы Коловрата, состою при хане в проводниках, али не признали меня?
— Признали тебя, сотник, как же, — отозвался вратарь, отступив в сторону и подав знак. — Передайте, люди, на княжий двор: гости будут! Открывайте ворота!
Обернувшись к Куштуму, промолвил:
— Добро пожаловать в славный Рязань-град! Гонца б вам заранее послать: вышли встречать за ворота. Ты, Иван, пошто оплошал?
— Мы и так, словно гонцы, спешили. Недобрые вести князю доставили.
— Что случилось?