Памятка

Ведь от матери жалость досталась,

Ведь и бабка терпёлой слыла.

Что поделаешь, тяжко-не тяжко,

Что попишешь, под дых-не под дых,—

Поднимайся! В одной ведь упряжке:

Не вдвоем — так одной за двоих...

Унижал он, а ты возвышалась!

В землю втаптывал — ты поднялась!

...Только будь она проклята, жалость,

Что любовь заменить собралась!

Нам во все терпеливые годы,

Хоть какой из веков оживи,

Снилась Синяя птица Свободы,

Золотая Жар-птица Любви.

Чем наш век от иных отличится?

— Не во сне, боже мой, наяву

Птица Синяя — тише! — садится —

Не спугните! — к рукам... на траву...

Опять снежком припорошило,

Морозом призаволокло

Ручьев мерцающие жилы,

Проталин древнее тепло.

И снова белому угору

Над снова белою рекой

Разнарядиться вроде впору

Катающейся детворой.

И не свершенное когда-то

Свершить задумано опять...

О милосердии возврата —

Догнать — надежда, долг отдать!

По-весеннему свеж и влажен,

Этот ветер весенним не был:

Он играл, а над ним, на страже,

Громоздилось декабрьское небо.

Громоздилось семиэтажно,

Нависало свирепым снегом...

Теплый ветер, тугой и влажный,

Не оглядывался на небо.

Он уверить хотел как будто

Всех, навстречу ему идущих:

«Ну и что ж, что всего минуты

Для меня у зимы отпущены!

Все равно я пропах весною,

Талым лугом, лесною прелью,

Ожиданьем тепла и зноя...

Я — весенний! Вы мне поверьте!»

Он поникшую прядь взъерошит,

В небеса запрокинет лихо...

И падет на него, как коршун,

Разъяренный декабрь-владыка.

Ветер кинется в рукопашный!

Но неравные силы слишком:

На прощанье вздохнув протяжно,

Хрустнет ветер, замрет ледышкой...

НОВОМУ ГОДУ

Старый — в грозе и ливне —

Плачет: навек прощай!

Новый — в морозном инее

Мальчик — сильней стращай!

Влажную ткань в железную

Жесть преврати, чтоб звон!

Бревна в избе чтоб треснули,

Мерзлых спугнув ворон!

Елки в лесу чтоб в кружеве

Все — с головы до пят!

Новою Новый стужею

Щедр, потому — богат.

Все, что задето тлением,

Вымерзнет до живья.

Будет живому пение

Майского соловья.

Будет жара июльская,

Градусы — за январь!

Так поговорка русская

Напримечала встарь.

Солнце. Сосны. И — снег. И — суббота.

И зовущая в дали лыжня...

Но любая любовь — несвобода,

Как узда и седок для коня.

Лыж носки озорно и задорно,

Возрождая знакомый азарт,

Все под горку, под горку, под горку

Норовят, норовят, норовят!

Высекаются искры отваги:

Затеряться — и вся недолга!

Как темны и опасны овраги!

Как алмазно-прекрасны снега!

Только что-то по лисьему следу

И по свежим лосиным следам

Не идут мои лыжи, не едут

С наторенной лыжни никуда.

Что для них незнакомая местность!

Лыжи знают не хуже, чем я:

По лыжне не сбежать в неизвестность,

А вернуться на круги своя.

Лыжи сами взорлятся на холмик

И рванут через лес по прямой,

Где под черными елями домик —

Голубой, голубой, голубой.

Я грозу пережидаю

В чистом поле под копной

Вольно молнии летают

Невысоко надо мной.

Ливень хлещет, что есть силы,

Но копна, как печь, тепла:

Я сама ее косила,

Я сама ее гребла.

Клевер, кашка, медуница —

Содержимое копны.

...Было страшно подступиться

К этим кущам травяным, —

До того — с меня! — высоки,

До того — сплелись! — густы!

Не разведаешь в осоте

Ни бугра, ни борозды.

Ну — на камень угожу как?

Ну — встряхну гнездо осы?

Но ходило юркой щукой

Острие моей косы.

Ах, как солнышко сияло!

Ах, как пахли клевера!

До полдён трава не вяла,

От ночной росы мокра.

А когда бессилой ватой

Затекла, устав, рука,

Ах, как радостно в прохладу

Приняла меня река!

Чем другим заменишь разве,

Купишь разве за гроши

Несравненный этот праздник —

Праздник тела и души!

С этим праздником знакома,

«Колеса» не попрошу:

Всю копну из поля к дому

На руках переношу.

Не унижай любовь до слов,

Не низводи до объясненья

(До формул — молнию, до дров —

Костер...) Язык — любой! — не гений.

Тысячелетьями еще

Ему отыскивать сравненья,

Чтоб стать на уровень с душой

В священный час ее волненья.

Солнышко в мое окошко —

Не лучом, а целым комом!

Батюшки, куда деваться?

Люди смотрят, люди видят:

Солнышко в моем окошке —

Северном, всегда холодном...

Люди скажут: я нарочно

Рано выстала, нарочно

Чисто вымыла крылечко,

Полила цветы родничной

Немучёною водою,

Лепестками незабудок

Устелила подоконник...

Люди скажут — я нарочно

Рано окна растворила!

...Солнышку в окошке узко,

В комнатенке бедной тесно.

Я боюсь пошевелиться.

Может, надо угощенье?

Но не чай же с рафинадом?

Не ржаная же краюха

С молоком из черной кринки?

А подносы золотые

И медвяные напитки

Из серебряных сосудов

У меня не гостевали...

Не в почетное застолье

Под иконы в красный угол —

С подоконника на лавку,

С белой лавки без раздумий

Солнце на пол опустилось,

Вмиг согрев мои босые,

В росах вымытые ноги.

И с веселою улыбкой

Напилось и напиталось

Из глубокой яморинки

Непросохшей половицы...

Солнышко в моем окошке!

Солнышко в моем домишке!

Заходите — посмотрите!

Горячи, громки, простоволосы —

Жар не вышел, голос не угас!—

В полдень к нам прикатывают грозы,

Поутру блиставшие у вас.

Я не жду их, сидя у окошка:

Спозаранок бегаю встречать

На болото, где растет морошка,

Где гуляют волки по ночам.

Ягодой наполненное блюдо

Вековой болотины по мне.

Я люблю, когда вокруг не людно:

Хорошо поется в тишине!

Грянет гром — к синеющей опушке

Убегать с болота не хочу.

— Лей да гуще, ливень, лей да пуще

Середи болотины кричу.