Памятник Дюку

Надя никогда ничего не слышала о царском золотом займе, но искренне смеялась, глядя на то, как эти два старых чудака сцепились из-за тленных бумаг, которые, наверно, и гроша не стоят. Интересно, что же такие делали до войны? Наверно, служили в каких-то учреждениях, получали от Советской власти зарплату. Может быть, их даже в местком выбирали. А они, надеясь на «лучшие времена», где-то прятали царские облигации. И теперь, пожалуйста, — они почтенные господа, новоявленные капиталисты.

В длительных прогулках по городу острый Надин взгляд фиксировал номера частей на погонах солдат и номера военных машин. В районе вокзала она обнаружила склад боеприпасов и заинтересовалась учреждением в конце Садовой, помещавшимся в здании бывшей партийной школы. К этому зданию было подведено много разноцветных проводов, а внутрь дома входили только военные в немецкой форме. Штаб?.. Почему же тогда возле него не останавливаются машины?..

Однажды, это было на третий или четвертый день ее работы в порту, Лена вернулась домой особенно усталая и раздраженная. Присела за стол и с такой яростью стукнула по нему кулаком, что тарелки задребезжали.

— Что случилось? — спросила Надя. — Устала?

Лена досадливо наморщила лоб.

— Ах, Надька!.. В порту столько возможностей, а я хожу, как дура! Ни немецкого языка не знаю, ни румынского! Что вокруг говорят, не понимаю! А как много важного можно было бы узнать!..

— Да будет тебе психовать!.. — старалась успокоить ее Надя. — Ты и так сумеешь… А я сегодня радио слушала!

— Ну, что там говорили? — спросила Лена, несколько успокаиваясь.

— Наши уже к Херсону подходят!

— Теперь все понятно!

— Что понятно?

— Понятно, откуда в порту столько появилось раненых немцев и румын. Их грузят на корабли. Будут эвакуировать. А сегодня утром пришли транспорты с войсками… Разгружаются…

Лена обедала, а Надя сидела напротив нее, подперев ладонями щеки, и рассматривала ее покрасневшие, в ссадинах, руки.

— Чего ты сегодня такая сердитая? — спросила она.

— Мне кажется, Надька, нам вдвоем с тобой не справиться. Нам в порту люди нужны!.. Приглядываюсь ко всем, думаю, с кем бы поговорить начистоту? Подсяду к человеку, и, кажется, стоит ему только намекнуть, как он меня поймет, а заговорить — душа не пускает!

— Провала боишься?

— Да разве дело во мне самой! Неохота помереть, ничего не успев сделать.

Приказ, который девушки получили накануне вылета, предписывал им на месте подобрать себе помощников. Первая же встреча с Валей показала, как это бесконечно сложно. Тысячи людей вокруг, и наверняка кто-то только и ждет нужного слова, но как этого человека найти?

Лена долго присматривалась к своему бригадиру Марии Афанасьевне, старой женщине с крепкими и сильными руками. Однажды в перерыве, когда Лена присела на ящик рядом с Марией Афанасьевной, та медленно оглядела порт и задумчиво проговорила:

— Всю Россию нашими руками вывозят! И заводы, и продукты. А мы смотрим! Ах, не люди мы — человеки!.. — И замолчала, крепко сжав тонкие губы.

И Лена с ней заговорила. Начала издалека. Мария Афанасьевна внимательно слушала ее, стараясь понять, к чему клонит эта маленькая, худощавая девушка.

Поощренная этим молчанием, Лена все ближе и ближе подходила к своей цели. Есть люди, которые знают, что надо делать. Если только Мария Афанасьевна хочет…

— Подумаю! — уклончиво ответила ей Мария Афанасьевна. — Подумаю. Ты больше мне ничего не говори… Коли решу, сама тебе скажу… — И, поднявшись с ящика, ушла, оставив Лену в растерянности.

Ни на другой день, ни на третий она ответа не дала и делала вид, что Лену почти не замечает. Эта ее отчужденность вызывала в сердце Лены тревогу. Работая, она исподволь наблюдала за бригадиршей, стараясь понять, просто ли Мария Афанасьевна избегает опасного общения или настроена к ней враждебно.

Прошло еще несколько дней. Однажды Лена с утра работала на большом складе, пересыпала лопатой зерно, чтобы оно не «горело». Примостив свое грузное тело на опрокинутый ящик и орудуя большой иглой, Мария Афанасьевна неподалеку от нее чинила мешки. Пахло прелью, и трудно дышалось от мелкой пыли. До перерыва оставалось еще минут сорок, как вдруг в глубине склада гулко загремела железная дверь, стремительной, деловой походкой вошел инженер Ткачевич, а следом за ним два немца в штатском.

Полиция!.. Лена почувствовала, как слабеют ее руки и не хватает сил поднять лопату.

Ткачевич подошел к Марии Афанасьевне и, низко наклонившись, о чем-то ее спросил: она утвердительно кивнула и головой показала в сторону Лены.

«Ну, все! — решила Лена. — Сейчас арестуют».

И когда Ткачевич поманил ее пальцем, она не торопясь воткнула лопату в зерно и пошла к нему, ощущая в себе странное ко всему безразличие.

Стоя за спиной Ткачевича, немцы словно ожидали, когда она подойдет ближе, но, очевидно для того, чтобы заставить ее побольше волноваться, тянули время и делали вид, что интересуются зерном.

— Господа! — обратился Ткачевич к немцам, подав Лене знак, чтобы она встала в сторону. — Здесь двадцать тонн! Зерно гниет!.. Вы должны немедленно его вывезти! Это приказ господина Попеску.