Панама Андерграунд

Тут чувак внезапно замолкает, переходит через дорогу и присоединяется к старому растаману Бобо Шанти, усевшемуся на тротуаре улицы Сен-Брюно. Эти двое шлепают друг друга по ладони и удаляются по Сен-Люк. Черт, высокий парень в капюшоне на вид был мирно настроен, а теперь я остался один с ненормальной, бешеным малым и двумя другими, которые просто молчат.

– Ну все, я пошел! – прощаюсь я с бандой, прикладывая правую руку к сердцу.

– Ты куда? – спрашивает у меня Заза.

– Пошел искать Бамбу!

– Нет, нет, останься с нами! – удерживает меня нервный.

– Ага, останься с нами! – повторяет за ним девчонка. – Мы покурим и все такое!

– Нет, мне правда сейчас нужно валить!

– Купи нам пива тогда! Дай хоть что-то!

Я разворачиваюсь и уношу ноги под градом оскорблений от двух ненормальных.

– Ебаный козел!

Высоченный темнокожий мне не наврал: видимо, токсики день за днем движутся по одной и той же схеме. Мне не пришлось уходить дальше «Макдональдса» и рыскать вокруг сквера Сеген, чтобы нагнать братца Баккари. Когда я заметил его, парниша сидел, прислонившись к стене банка LCL на станции «Маркс-Дормуа» – там, где гуляют юные шлюшки родом из Ганы. Я не видел Усмана уже как минимум год. Он не изменился, ни в лучшую, ни худшую сторону: все такой же худой, с большими мешками под глазами, прыщами на лице и черепом, покрывшимся корочкой. Только подумать, что в средней школе это был живой и смышленый пацан. Не стоит так говорить, но, признаюсь, он вызывает у меня жалость.

Рядом с ним двое не менее потрепанных темнокожих: один с костылем, у другого – инвалида – череп в форме конуса. Я подхожу к братишке:

– Усу?

Он хмурит брови, а потом широко раскрывает глаза и улыбается во весь рот, открывая разрушенные и черные, как уголь, зубы:

– Зарка! Блин, Зарка!

Он расталкивает своих дружбанов, сидящих на асфальте:

– Парни, это Зарка! Он мой приятель, он мне как семья, не обижайте его!

Усман обнимает меня, дружески хлопает по спине и только после выпускает меня из своих объятий. Я жму руки его товарищам.

– Ну что, Зарка, что расскажешь?

– Ничего особенного! – пожимаю я плечами. – А ты как?

– У меня сплошной бардак, сам видишь… Что ты тут делаешь, Зарка?

– Да ничего, хотел тебя увидеть! Пару часов назад я пересекся с твоим братом, и он спрашивал, нет ли у меня новостей о тебе.

– Мой брат больше не хочет со мной разговаривать! Хотя он же мой брат! Как у него дела?

– У него все нормально! Он дерется в следующий вторник в каком-то помещении у ворот Обер. Если бы ты смог прийти, честное слово, было бы круто. Приходи, зуб даю, твой брат будет доволен!

Говоря начистоту, для Усмана дойти до цыганского ангара будет чем-то вроде командировки. Ханыге, чей дневной ритм обусловлен приемом наркотиков, сложно давать слово, выполнять вещи по расписанию и находить желание делать хоть что-то, кроме приема дозы. Но никогда заранее не знаешь. Усу легонько пихает локтем того, что с конусообразным черепом:

– Знаешь, Сум, мой брат – борец! Он будет драться на тайном складе на Обервилье. Мой брат хорошо машет кулаками и постоянно тренируется! А Зарка, он приятель моего брата, мы все из одного города и ходили в одну школу, когда были маленькими.

– Окей! – отвечает ему Конусообразный череп, тогда как зенки его блуждают в астрале.

Я зажимаю зубами сигаретку и протягиваю пачку Усману, который, не стесняясь, стреляет у меня три штуки. Приходит СМС от Слима: «Как дела братишка че делаеш?» Я показываю экран своего мобильника брательнику Баккари:

– Смотри, Усу! Это Слим, помнишь его?

– Ну да, ты чего, у меня хорошая память. Блин, ты видишься со всеми старыми друзьями, честное слово!

– Только с самыми лучшими!

Усман достает из кармана старый телефон – что-то наподобие Nokia 3310, — поглядывает на него, а потом отрывает спину от стены банка:

– Зарка, пойдешь с нами? Мы идем к воротам Шапель…

– Если хочешь!

– Да, идем! У тебя нет двадцатки с собой?

– А, нет, прости, у меня вообще ничего нет!

– Не страшно!

И вот мы с Усманом, Конусообразным черепом, Костылем и четырьмя другими нариками, страшными как на подбор, сидим в подъезде ветхого здания на улица Гастона-Дарбу, 5: почтовые ящики тут сломаны и затеганы, стены облупились, а с потолка свисает потрескивающая лампочка. Я отдаю себе отчет в том, насколько похож на светляка посреди этой банды темнокожих. Один из них, чересчур взвинченный, принимается ругаться на каком-то африканском языке – наверное, на волоф – с девушкой, у которой обожжена левая щека.

– Не переживай, Зарка! – Усман старается сгладить обстановку. – Эти двое постоянно ругаются!

– Я не переживаю, это их дело!

Девушке достается по лицу. Она пытается дать сдачи, но вместо этого получает снова. Усман улыбается, видимо, так он пытается разрядить атмосферу и представить мне эту обстановку как совершенно невинную. Темнокожая принимается кричать и вылетает из подъезда вместе с парнем. Ужас! Через стекло в вестибюле я вижу, как взбесившийся мужик наносит тяжелый удар своей подружке в живот. Девчонка складывается пополам и падает на землю, а мучитель хватает ее за волосы, чтобы поднять на ноги.