Пангея приветствует тебя

…Еще час — еще одна капсула с водой, смочить пересохшее горло. Солнце палило немилосердно, за двое суток пути лицо покрылось мелкими пузыриками. Раздавишь такой — и кожа скатывается под пальцами. Ткань летного костюма на пояснице была мокрой от пота, возникало острое, почти необоримое желание сбросить с себя одежду, но Рион терпел, скрипя зубами. Все те же, не родные воспоминания подсказывали, что без одежды станет во сто крат хуже: к вечеру он покроется волдырями весь, и если сейчас идти тяжело и неприятно, то потом будет просто больно. Рион заставлял себя шагать, метр за метром, и хотя горы были все так же далеки, он знал, что мало-помалу продвигается вперед, и что в конце концов пересечет безбрежную словно океан степь. А затем, когда встретит людей (если встретит), предпримет все возможное и невозможное, чтобы вернуться — и уничтожить все то, что породило его самого.

Он понимал, что это будет непросто, почти невыполнимо. Еще пару дней назад ему и в страшном сне не могло присниться, что он будет мечтать о подобном. Там, в коконе счастливого неведения и в границах данной ему памяти, Рион видел сны только о розовых садах. Тогда он и не подозревал, что то были сады вечного Эдема, и что слишком мало было отпущено ему счастья пребывания в них.

Рион отсчитывал время глотками воды. Наконец раскаленный шар солнца нырнул в дымку у горизонта, и зной начал спадать. Вздохнув с облегчением, Рион остановился и, убедившись, что в обозримом пространстве ему ничто не угрожает, уселся на землю. Добыв из чехла наногенератор, он лишь покачал головой: заряда должно было хватить еще на пару суток, не больше. Потом прихотливой машине требовалась подзарядка, а электричества — поди ж ты! — здесь не предвиделось. Он запрограммировал приготовление очередного белкового коктейля — снова крошечная порция, этот наногенератор Тана взяла дома, и он не был рассчитан на производство полного жизнеобеспечения человека. Но лучше что-то, чем ничего. Рион поставил прибор рядом с жиденьким и колючим кустом, сам вытянулся во весь рост и стал смотреть, как одна за другой в небе вспыхивали звезды.

Он хотел заснуть, но не мог. Мешали теснящиеся в голове чужие воспоминания; словно слепые котята, они копошились, толкались, и каждый раз на поверхность само собой всплывало нечто новое, с чем Рион никогда не имел дела — но о чем теперь прекрасно знал.

«Лучше бы ты утонула тогда», — лениво думал он, перемалывая свои новые знания и навыки, — «но на самом деле, я злюсь на именно на тебя, потому что хорошо знаком. То, что случилось — не твоя вина. Виноваты те, кто были гораздо раньше, виноват тот, кто все это придумал».

И его, того, кто был альфой и омегой системы под названием «Пангея», Рион собирался убить. Вот просто так вернуться — и убить. Ведь он теперь знал и то, как это — лишить другого человека жизни.

Прикрыв глаза, он все еще смотрел сквозь ресницы на бархатно-темное небо, на мерцающие точки звезд. Ноги ныли после пройденных километров, но Риона это не слишком беспокоило: подсистема регенерации восстановит его тело к утру, заботливо уберет все лишнее, устроит чистку организму. Всем нейрам внедрялась эта подсистема, поскольку организм нейра должен был быть максимально устойчив и способен к длительной, изнуряющей работе. То, что Рион стал садовником — прихоть судьбы. Вернее, лорда Праймархитектора.

* * *

…Небытие. Свет. Вокруг суетятся цветные пятна — розовые, зеленоватые, коричневые.

— Давай базовую матрицу, — раздается бессмысленная команда, и в виски двумя молниями ударила боль.

Снова небытие.

И снова свет.

Цветные пятна обрели окончательную форму и смысл: розоватые лица, светло-зеленая спецодежда, темные, светлые, седые волосы.

Вокруг… люди. Довольно много. Они заняты чем-то, переносят с места на место тонкие металлические пластины, небольшие и легкие, судя по тому, что носят их в ладонях. Человек подходит, наклоняется почти к самому лицу и зачем-тосветит в глаз маленьким фонариком.

— Реакция есть, — отчитывается он кому-то, торопливо щелкает пальцами, — ты меня слышишь? Понимаешь? Кивни.

Вполне удовлетворившись увиденным, человек снова обращается к кому-то:

— Что ему залить, Бен? Что, пока базовой достаточно? Хорошо, согласен.

Пока человек разговаривает, можно спокойно рассмотреть его лицо: молодое, тщательно выбритое, в углах узких карих глаз — лапки морщинок.

— Ты меня понимаешь, я вижу. Кто ты?

И ответ приходит сам собой, и пересохшее горло выталкивает чужое, но в то же время откуда-то знакомое слово:

— Нейр.

— Хорошо, — кивает человек и что-то отмечает на одной стороне квадратной пластины, — хорошо… для чего ты, нейр?

— Чтобы служить людям.

— Замечательно.

И, мгновенно утратив интерес к собеседнику, человек вновь кому-то рапортует:

— Этот готов под продажу, Бен. Переводить на склад? Ага, понял. Ну-ка, нейр, поднимайся, хорош лежать. Еще раз повтори — для чего ты нужен?

— Чтобы служить людям.

— Вставай. Вот твоя одежда. Быстро одевайся, и топай за мной.

— Да, господин.