Пансион передержки шлюх

Лев покачал головой и, даже не пробуя проехать по захламленной гостиной, спрыгнул с кресла и прополз в спальню, обогнув коробку с сервизом в красный горох и оптовую пачку зубной пасты, которой могло хватить на взвод солдат.

«Скажешь мне, когда закончат распаковывать».

Лев фыркнул.

– Сам услышишь: как восторженный визг стихнет, так и все.

«Я никогда не пойму, наверное».

«Девушек».

Лев рассмеялся, взял домашние вещи и забрался на кровать, чтобы переодеться.

– Да они сами-то себя не понимают, куда уж нам!

***

Кристина приходила с вечерней смены поздно. Она старалась скопить денег, пока была возможность. А за вечерние смены платили больше, потому что при наплыве посетителей Кристину вызывали помогать в зале и можно было заработать еще и чаевые. Обычно после работы она выходила во двор, посидеть с телефоном и покурить на свежем воздухе. Чаще всего компанию ей составлял Владик, Лев часто видел их из окна.

Они уже собирались ложиться спать, когда Сажа вернулась. Хлопнула дверью и забежала в ванную. Оттуда послышались сдавленные всхлипы и шум воды. Лев встревоженно переглянулся с Каленче, из кухни показался Юра. Наконец, Сажа вышла.

– Что такое? – бросилась к подруге Ленча, но та увернулась от ее объятий.

– Друган твой – чмо то еще, – презрительно сощурившись, бросила она Льву. – Денег мне предложил, урод.

– Что? – упавшим голосом переспросил тот.

– Что слышал, – процедила Сажа и встав у стены, сложила руки на груди. – Владик твой. Принес пачку рублей и предложил с ним переспать. Мялся, жался, шептал, дрожал. А суть-то! Типа, решил, наверно, раз я по-другому не согласна… Ну, а я че? Я же шлюха грязная. – Она порылась в заднем кармане джинсов, вынула деньги и показала Льву, швырнула на пол. – Он хотел дерьма? Он его получил. Отсосала ему за гаражами, сплюнула и ушла. Наверно, надеялся, что откажу? Или в тайной любви ему признаюсь?! Хуй там.

– Блять, – Лев потер ладонями лицо.

– Я-то? – деревянно рассмеялась Сажа. – Ну да. Ты будто не знал…

– Зачем ты так? – выдавил Лев. – Что он тебе сделал-то?

– Да ничего не сделал. Кроме вот этого. Не, – развела руками Кристина, – я понимаю, я проститутка и ей останусь, но…

– Оба долбоебы! – взорвался Лев. – Хоть капля жалости у тебя есть?!

– Вообще шик, – выгнула бровь Сажа. – То есть я должна была из жалости с ним начать встречаться? Это типа нормально? – Она перешла на крик, не позволяя вставить ему ни слова, стряхивая с себя руки Ленчи, которая попыталась ее успокоить. – Какие-то у тебя двойные идеалы, Лева! Трах по дружбе – так нет, а из жалости – так пожалуйста?!

– Что?! Да я вообще о другом! Ты хоть слово ему сказала?! За все время? Просто поговорить – можно было?!

– Да все вы, козлы, друг за друга горой! – прошипела Кристина, – От баб только дырка и нужна. Ну тебе лично – еще и сиделка!

Наступила такая тишина, что стало слышно, как в ванне капнула вода из недовернутого крана.

– Видишь, какая я тварь? Хочешь – завтра же съеду, – тихо сказала Сажа.

Глаза у нее были колючие и мокрые. Лев молча взялся за колеса, проехал мимо по хрустким раскиданным деньгам. Закрыл за собой дверь. Ночь дышала ветром и ломкими первыми холодами. А ему было жарко. Так жарко, что дыхание сбивалось. Лев добрался до соседнего подъезда, слез с коляски, снял ее с тормоза. С силой толкнул прочь. Она легко поехала под горку, скрылась во тьме.

Бетонные ступеньки морозили ладони, пыль быстро покрыла руки. Соседи спят. Не услышат. Черный провал лифта поблескивал перекошенной створкой. Лев миновал его, продвигаясь тихо, как мог. В сухом воздухе подъезда не было ничего, кроме запаха бетона и мусора, кроме эха слов, кроме стука горячего комка в груди.

Нормальные люди могут подняться и выйти на крышу. Глянуть вниз. Вдохнуть ветер. Подумать, покурить. Решиться. Передумать. Даже этого ему не дано. Не на кого пенять, сам у себя забрал.

Он упрямо лез наверх. Пятый, шестой пролет… восьмой. Становилось все тяжелее, но так было надо.

На последнем этаже отвесная лестница исчезала в кромешной тьме. Лев, задыхаясь, по перекладинам добрался до потолка, нащупал металлическую поверхность люка. И массивный замок.

Даже этого ему не дано. Он разжал руки и скатился вниз, не ощущая боли. У металла нет сердца, его не пробить рукой. По руке текло теплое. По лицу тоже. Горячий комок поднялся к глазам и хлынул наружу.

Впервые со дня аварии Лев плакал.

***

Мыслями перекрыт воздух.

Кулак в стену. Боль —

красная.

Уходи прочь, пока не поздно.

Рядом со мной

Небезопасно.

Л. Р.

Странно, что стыднее всего было не за позорную истерику, не за то, что пожилой в общем-то человек волок на себе тяжесть в семьдесят кило. Не за то, что было после. Лев даже толком не помнил, что именно говорил и делал. И к лучшему – если говорил, то чушь, если делал, то херню. Хорошо хоть имя-отчество запомнил и, вроде бы, не хамил… Но бритвы Августина Петровна от него спрятала, это он заметил. Как только Лев оказался в ванной, сразу же выгребла ящичек с баночками и опасными бумажными конвертиками и унесла. Хотя это уж зря – к тому времени его уже отпустило.