Пантанал и Тектонический Разлом

— Сколько тянул? И за что столько дают? Боярников наш президент! Слышь?

Он так разволновался, что я дал газу и уехал, а он бежал за мной почти до Дзержинки, крича:

— Боярников наш президент, сука! Боярников, всосал, гад?

Я верил, что Сырожа Боярников достойный кандидат, но сказать не мог-при малейшей задержке получил бы по лбу.

Дальше решил никого ни о чем не спрашивать, чтобы не провоцировать. Вспомнил своего друга Вальжана, простой шпион, а как он адаптируется в иноязычных странах! Там тоже непохожие обычаи, другой менталитет, чужие привычки и манеры, поведения-а ведь не засыпался же ни разу! Исключая последний случай, когда его фактически убили.

Взять теперь меня. В родной стране, русский язык, знакомый город-а уже на грани провала. Вломился как медведь в посудную лавку. Вроде ничего не делал, не предпринимал, не лез, а за мной катится настоящий вал ошибочных действий, сопоставив которые любой маломальский обученный следак отсюда поймет, что я оттуда!

Дома.

Домой попал, открыв двери ключом Двойника, который он оставил в бардачке. Добрый самаритянин обо всем озаботился. Лишь бы мне было хорошо. Я всегда говорил, что я, где бы не жил, хороший человек.

В прихожке на полу лежал другой коврик, вот и вся разница. Я разулся, в голове свербела мысль-я тут не один. С кухни доносился аромат жареного мяса-дитя соевых пельмешей, я успел подзабыть как пахнет мясо на раскаленной сковороде. Как его перчат, обкладывают сладким перцем, как переворачивают, видя зажаристую корочку на другой стороне.

Из кухни выглянула Лиза, как будто и не ушла 3 года назад после гибели сына, спросила:

— Ужинать будешь? Любые ответы кроме «да» не принимаются! Иди, мой руки!

Я не удивился. Я знал, что что-то будет. Другой мир, другой поворот.

— Конечно буду, дорогая! — сказал я спокойно.

— Ого, это что-то новенькое! Ты никогда не называл меня дорогой!

Лиза подошла, обняла, прижавшись всем телом. Я почувствовал бугорки грудей, я был женат 20 лет, но за 3 года все забыл. Возможно, будет даже секс. Я чувствовал себя все уверенней. Казалось, ничто уже не удивляет. Ну другая жизнь, ну и что.

Когда из кухни раздались еще одни шаги, более легкие, молодые, я не насторожился, просто был ко всему готов. Оказалось, не ко всему.

Из кухни в прихожку вышел Сашка, живой и здоровый. Был он в одних шортах.

Меня накрыло. Ноги сделались ватными, тело безвольно повисло на жене, если бы не она, грохнулся бы башкой пол, даже руки подставит был не в состоянии.

— Сашка! — сдавлено крикнула Лиза.

Сын подскочил, сграбастал нас обоих, не дал упасть.

— Я в порядке! — произнёс я перед тем как потерять сознание.

Я вернулся в действительность на диване. Сашка маячил сверху. Я вытянул руку:

— Небритый! — сказал и заплакал.

Я долго сидел в ванной, глядя на текущую из крана воду. А видел лишь заплеванный асфальт в Багдаде, проклинал свою всегдашнюю непонятливость, ведь я не сразу разглядел сына, а только после слов другого пассажира:

— Белого убили! Вон он в костюме на дороге лежит! Хороший костюм, жалко!

Тогда я проклял весь остальной мир, который уцелел и даже обсуждает костюм, в котором мой единственный сын лежит убитый, и теперь не будет семейных посиделок с вискарем и пельменями, и не зазвучит в моем доме голос внучки:

— Деда, а деда!

И я был все отдать, продать душу дьяволу, чтобы все вернуть, а когда все вернулось, я оказался к этому не готов.

— Ты должен показаться врачу! — требовательно поучал Сашка.

С большим трудом мне удалось отбиться от вызова «скорой».

— Ты должен дать мне слово, что в Багдаде будешь особенно осторожен! — горячился я.

— Буду конечно! Только когда я туда попаду? — пошутил Сашка.

— Ты же сказал, что это основное условие для получения очередного звания капитана!

Он не понял.

— Какого звания? Я не военнообязанный!

— Постой! Какая у тебя профессия?

— Врач я.

Я хлопнул себя по лбу.

— Конечно! Это я пошутил!

Никто не засмеялся.

За столом пили виски.

— Американский? — недоуменно уставился я. — Наверное бешеных бабок стоит?

— Нет, это зерновой, со скидкой идет!

Еще более сильное удивление вызвала кока-кола.

— Никогда не пил, только читал! — признался я.

Близкие только переглянулись.

— Тебе надо поберечь нервы, и больше не спорить с начальством! — осторожно заметила супруга.

Я никогда не спорил с начальником, уверенный, что он идиот.

Я смотрел новости по Первому федкалу, что-то про коррупцию на Свазиленде, когда зазвонил телефон.

— Не бери! — остановила Лиза, но я ее не послушал.

— Не знаю, как ты выжил, но это ненадолго! — пообещал злобный голос. — Завтра обещаю тебе новую командировочку! Если тебя в турбину не сбросили, мы тебя на бережке живым закопаем!

— С вашей стороны это будет очень некультурно! — заметил я.

На том конце был шок.

— Кто это говорит? — прошипел неизвестный. — Ты кто? Ты не Вершинин!

— Ошибаешься, сучонок, я самый настоящий Вершинин! — и положил трубку первым.

Я поинтересовался у супруги, часто ли раздаются подобные звонки.

— Не надо было на Вельяминове зацикливаться! — отрезала она.

Так я впервые услышал знаковое имя.

Ночь.