Панцирь (СИ)

— Высокий уровень резистентности. Могли успешно сопротивляться какое-то время. Кого-то тебе пришлось убивать лично. Как бы, братец, шут растрясись, мы не сопротивлялись, в итоге Идол кого-то да забирал. Ты сказал, он может использовать убийство собрата как оружие. В себе ты был уверен. Спросил нас — мы в себе уверены не были. В итоге ты всё делал сам.

— А Королева?

— Невосприимчивость, да.

— Сколько нас было, когда мы встретились со вторым отрядом?

— Тридцать три.

— А в том отряде?

— Два полных взвода.

Восемь десятков.

— Кто старший?

— Темь.

Его помнил хорошо: узкоплечий и тонкий, улыбчивый офицер с чёрными глазами. У него был двадцать первый ранг.

Еще я помнил многие сплетни о происхождения Теми. В его глазах не было серебра. Чатур-герольдьеры объясняли это особой аномалией, говорили он такой же кхун, как и остальные.

Многие ли верили?

Не особо.

Когда что-то подобное обсуждали при нём или кидали прямое оскорбление, он вызывал кхуна в круг, побеждал, и хоть и оставлял того в живых, но выкалывал глаза. Хлопал по жертве, оставляя красные следы на панцире и лице, говорил ему:

“Теперь ты такой же как я, собрат. Кончилось и твое серебро в глазах. Смешно, да?”.

В общем, вполне себе достойный и уважаемый дхал.

— Почему нас обнулили?

— Не знаю.

— Крио-тьма без обнуления работает плохо?

— Не знаю.

— Почему нас обнулили?

— У Королевской кости был какой-то план, братец.

— Король?

— Король остался в Мэхтэбе.

— Почему он отпустил Королеву?

— У них был какой-то план. Шутово дурачество, уверен, ее невосприимчивость к Идольному влиянию стала весомым аргументом в том, что исполнять план должна она.

— Кто такой Странник?

— Без понятия, слышал это от Амтана того уродливого, все.

— Как появился Идол?

— Не знаю. Готов поставить оставшиеся пальцы, кто-то крупно облажался. Чатуры или Король — даже примерного представления не имею. Вообще логичнее о таком у тебя спрашивать. Ты там близко крутился, вряд ли бы мимо носа пропустил, говорят: «Скучающий Танцор в логово к скальнику пролезет». Король тебе многое позволял.

Маловероятно. Всего лишь слухи.

Задумался.

Он, воспользовавшись тишиной, спросил:

— Твоя память не вернулась?

— Нет.

— Тогда поче…

— Перед приходом Идола был какой-то кризис?

— Да. Хади бунтовали, мануфактории прикрывали их. Третья королевская рота большую часть бунтовщиков вырезала, но инфекция распространилась и дальше, к кханникам. Кханники совершили сцепку с хатами. Затем подключились остальные хади. Начался настоящий идейный мор. Помню всякого насмотрелся. Когда Идол еще не сошёл, уже всякое творилась. Одна женщина-хат собрату младшему из моего отделения голову киркой пробила. Вот тебе и вот. А никто не ожидал.

— Что я делал перед пробуждением Идола?

— Глупый вопрос. Как обычно был подле трона.

— Сколько дней прошло с пробуждения Идола до крио-тьмы?

— Двадцать семь до моего. До твоего наверняка чуть больше. На день или два.

Я замолчал.

— Моя память…

Молчал.

Он настаивал:

— Братец, почему память вернулась?

Дхалам тяжело врать.

— Я ведь мертв, Танцор? Скажи уже правду, отчего как баба мнёшься.

— Да. Мертв.

— Синтез?

— Да.

— Никогда бы не подумал, — он покачал головой.

Образ начал терять цельность, сохраняя чёткость лишь в редких местах.

Субличность распадалась.

— Сука. Никогда бы не подумал. Я уже волевые нити. Дерьмо. Послушай, послушай, братец!

— Да?

Звездочёт затараторил:

— Впереди… не знаю, как далеко мы ушли на север… там на севере, внизу, есть, вернее был заповедник. В заповеднике — Арсеналы. Мой меч, который надеюсь мозгов у тебя забрать хватило. Вот меч — это ключ от третьего Арсенала.

— Что в нём?

— Оружие, тупица. Ничего тяжелого. Звездострел остался отстреленной пустышкой на пути, но все-таки. Хоть что-то там должно быть. Стой, стой, скажи… Как я того… погиб?

— Достойно.

— Это не ответ, Танцор. Рассказывай. Я уже и так помер, зачем режешь глубже.

— Тебя убил Идол.

— Достал все-таки тварь. Отправил в Бездну. Сука… Как же…

Нужно было сказать то, что он закрыл меня от пули.

Поздно.

Теперь не услышит.

Звзедочёт кричал. Тени, оплетающие фигуру истончились, остался костяк хребта и часть лица. Конечности развеялись, в момент исчезли.

— А все-таки надо было, братец, сдаться, — сказал Звездочёт с жадностью. — Когда он сцапал меня перед башней и перед крио-тьмой. Смерть как неизбежность. Нужно было сдаться, проверить посмертие, а теперь — пустота. А теперь — тьма. Небытие… Бездна. Я просто болтливая копия. Просто раздутая иллюзия говоруна. Запись Трепача. Пленённая субличность. Умирающая копия. Замена мертвого мертвеца. Какой-то идиотизм. Бредятина какая-то. Какой-то говенный мир.

То, что осталось от лица субличности, горько рассмеялось.

— Все хорошо, Звездочёт — сказал я ему.

Его лик скривился:

— Как ты можешь врать мне, Чемпион, да с таким довольным грызлом? Омерзительно.

— Бездна — она для всех, — попрощался я.