Сочиняя эту историю для своего друга, поэта Ричарда Сайкена, я занималась обширным исследованием производства кристаллического метамфетамина (сказать бы, что завела секретную лабораторию, но нет — то был в чистом виде писательский проект). Интернет в те времена еще не стал золотой жилой информации о наркотиках, не то что нынче, и мне пришлось идти в библиотеку и копаться на полках. Где-то в глубинах университетских архивов я обнаружила гору журналов по социологии, посвященных метамфетаминовым наркоманам. Уверена, есть уйма гениальных социологов, занятых пристальными изысканиями обычаев наркоупотребления, но обнаружила я залежи сухой, громоздко увешанной сносками прозы о торчках. И такие они были хорошие, те статьи. Мне привалило счастья. Наверное, это всегда неизбежно смешно, когда секс, наркотики и рок-н-ролл подвергаются строгому академическому изучению, но статьи, найденные мной, были настолько потешны, в них читалось столько легковерия, что были они почти трогательны. За всеми этими сносками и цитатами сквозила наивность исследователей, она просвечивала с трогательной ясностью.
Эта информация мне была незачем, однако так меня восхитила, что я весь вечер проторчала в библиотеке, что-то для себя выписывая. Мне виделись исследователи, сидящие за пластиковыми столами, собеседующие вереницу одурманенных, обдолбанных оборванцев, что трясут коленками и тискают карандаш, отвечая на вопросы. Читая, стала замечать, что некоторые факты не похожи на правду. До меня начало доходить, что много чему здесь не хватает точности. Да и с чего бы? Легко предположить, что эти метамфетаминщики — не самый правдивый народ. Меня особенно заворожил невероятный сленг, который те лепили, представленный трогательным курсивом, вероятно, дословно — такой глупый, очевидный и цветистый. Я пыталась понять, действительно ли тех исследователей так легко облапошить, или им так отчаянно хотелось прикрыть свое безразличие? (Я надеялась, что легко облапошить.) Кое-какие из почерпнутых терминов я включила в свою сказку, а что-то придумала сама. А теперь уж и не знаю, что есть что, а это ясно указывает на абсурдность этого сленга.