Папа, спаси меня

Он справится с любой напастью, вытащит из любой беды и с ним я могу быть настоящей, не притворяться тем, кем никогда не была и не буду. И даже если вдруг он скажет, что не готов к отношениям сейчас, или потом, мне все равно. Я вынесу любое его решение, только бы быть рядом.

— Надо срочно к врачу, — вдруг отодвигает он меня, держа за плечи на вытянутых руках и пристально осматривает лицо. — Ты как себя чувствуешь?

Невесело хмыкаю, и вдруг из уголка рта начинает течь тонкой струйкой кровь — рана от пощечины Седого.

Кир тут же меняется в лице. Его глаза заполоняет мрак, сумрачный и густой туман поднимается из глубин его души.

— Нет, нет, — спешу заверить его я в том, что со мной все в порядке. Кажется. — Я в норме, честно.

— Я убью его… — побелевшими от ярости губами шепчет Кирилл.

Он дергается в сторону, но я не могу оставаться одной, не могу позволить ему, чтобы над человеческой сущностью взяла верх звериная, дикая, и он будто бы понимает меня, снова привлекает к себе, гладит по волосам.

Прижимается своими мягкими губами сначала к щеке, а после — к губам. Вдавливает их сильнее, ловит мой вдох, и, как только рот размыкается, входит в теплую глубину своим языком. Он надавливает больше, и я с удовольствием растворяюсь в его жарком поцелуе, который становится все активнее. Страсть, которая поднимается из глубин его естества, отзывается во мне звоном, огнем, ожиданием.

— Хочу тебя всю, — говорит он мне срывающимся шепотом, покусывая ушную раковину, поджигая бикфордов шнур моего возбуждения. — Всю, без остатка.

— И я… — бормочу между этими страстными поцелуями, откликаясь на все его ласки, растворяясь в них без остатка.

— Ты моя, Малая, слышишь? — он прижимает меня к себе так сильно, что я прекрасно ощущаю его возбуждение — сильное, мужское, говорящее за него лучше всяких слов.

— Никому тебя не отдам…Никому… — практически стонет он мне в плечо, когда я не выдерживаю накатившего цунами чувств и прикусываю кожу на его шее…

Все внутри пульсирует и мелко дрожит, и все, чего я хочу в эту секунду, — это только ОН. Он и никто другой. Благоразумие растворяется в мареве желания, и я буквально лечу ввысь от его откровенного шепота, зудящего нарастающего возбуждения.

И вдруг он буквально отрывает меня от себя, на расстоянии вытянутой руки удерживая за талию.

— Нет, Малая, не здесь.

Я нервно смеюсь, и он тоже меняет настроение, глаза становятся яснее, светлее.

— Только не здесь. Нам нужно ехать в больницу.

— Да! Да! — вдруг собираюсь я и нервно оправляю волосы. — Нужно спешить к Егорке. Он наволновался уже, наверное…

Господи, что же он подумал? Плакал, наверное, навзрыд, когда мама не пришла…О нет…

— Не переживай, он под контролем. Я заказал и ему охрану.

Непонимающе гляжу на Кира, но он снова собран и подтянут.

— Не помешает.

А потом вдруг неожиданно целует, будто клюет, меня в нос, явно не удержавшись притяжению между нами, и почти рычит:

— А сейчас срочно едем на обследование. Если с тобой, — он кладет свою огромную, горячую ладонь, мне на живот, и от этого теплого жеста в моей груди распускается огромный яркий цветок, сотканный из света и огня. — И с ним что-нибудь случится, я за себя не отвечаю.

— Да все в поря… — прикладываю свою ладошку к его и мы переплетаем пальцы. Но он перебивает:

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Вот с этим не спорь. Я все решу.

Глава 55

Наверное, я хреновый отец, потому что в первую очередь я радуюсь, что Малая в порядке! Выжил ли ребёнок, которого она вынашивает — последнее, о чём я думал, когда прижимал её к себе. Наверное, я эгоист, но я не могу потерять свою девочку снова. Я слишком сильно люблю её и слишком сильно завишу от неё. Когда вижу кровь на её губах, я хочу растерзать Седого. Лучший друг? Нет… Кусок отребья… Мне хочется рвать его на клочья, заставлять чувствовать боль, от которой он будет медленно подыхать. А потом всё-таки мысль о ребёнке бьёт по голове. Как стресс мог сказаться на Малой? Выносит ли она нашего второго сына? Или дочь?..

Сердце бешено бьётся в груди, когда я вытаскиваю свою девочку из этого вонючего сырого погреба. Она встаёт на ноги и немного покачивается.

— Ты в порядке? — спрашиваю я, опасаясь, что она вот-вот потеряет сознание.

Она косится на тесак, воткнутый в столешницу, и кивает мне. Нужно поскорее увезти её отсюда. Я обнимаю её и хочу взять на руки, но Тоня отрицательно мотает головой.

— Кирилл, я сама дойду! Всё в порядке! — говорит она, размазывая кровь с губы по щеке.

Я слышу крики со двора и сжимаю руки в кулаки. Лучше Седому не попадаться мне под руку… Лучше бы его увезли.

Мы выходим на улицу, и Лапоть сразу же оборачивается в нашу сторону. Он уже даёт показания полицейским, а Седого увели в машину. Хоть что-то хорошо.

— Тоня, ты как? — спрашивает Лапоть, приближаясь к нам и с ужасом глядя на окровавленную щеку Малой.

— В порядке! Спасибо, что помог Кириллу вызволить меня!